Хозяйка Кладбища

Вот уж раздел, так раздел! И так ничего не было, а теперь и не будет. Я стояла, глядя, как расходится довольная представлением толпа, и думала, что же делать. Алисия, задрав нос, прошла мимо меня, словно я была пустым местом. Ну что ж, подруга, сочтемся. Ты теперь есть в моем списке, и я, если выживу, то ничего не забуду.

— Эй, лапушка, не кисни.

Эмиль стоял передо мной, вертя в пальцах монетку. Монетка перекатилась через пальцы в одну сторону, затем в другую и взлетела вверх, блеснув желтым боком. Эмиль развернулся вокруг своей оси и поймал монетку на ладонь, тут же закрыв ее второй.

— Что, попытаешься угадать — орел или решка? — расплылся он в улыбке.

Я вздохнула и спросила:

— А что ставишь?

Эмиль рассмеялся совсем уж заразительно, и я непроизвольно улыбнулась.

— Лапушка любит ставки? Хорошо. Какие ставки ты хочешь? — спросил он.

— Если орел, то ты отвечаешь на мои вопросы. А если решка, то наоборот!

— Я уже говорил тебе, что ты умненькая, лапуля? — Эмиль убрал ладонь, и монетка показала свой бочок — сверху был орел. Я протянула руку и перевернула монетку. На второй стороне тоже был орел.

Когда мы уходили, я обернулась, почувствовав холодный взгляд. Галеаццо тут же отвернулся к бумагам на столе.

Глава 13

Эмиль болтал без умолку. Подставив мне локоть, он потащил меня сначала к стойке клерка, где мне пришлось оплатить судебные издержки (и так баланс был отрицательным, стал еще больше), а потом и на улицу.

— Хорошего дня, лапушка, — попрощался он. И зачем только приходил в ратушу?

Я посмотрела ему вслед, и усмехнулась. Точно! Его подсказка сказала обо всем больше долгих объяснений.

Холодный ветер кинул мне в лицо пригоршню снега. Я поежилась, температура была довольно низкой, но терпимой. Замораживать насмерть игра меня, кажется, не собиралась.

Из болтовни Эмиля удалось вычленить главное. И пока Никко вез меня по тряской дороге на кладбище, я структурировала полученную информацию.

Для начала: если ты не в гильдии — ты никто, ни для людей, ни для законов. Исключения есть, но их мало.

Гильдий всего четыре. Ремесленники, Ученые, Хозяйственники и Военные. На вступление в каждую нужно обладать определенной профессией и сдать экзамен. Так, например, в гильдию Ремесленников принимали тех, кто осваивал профессии кузнеца, столяра, каменотеса, стеклодува — в общем, практически все, связанное с производством. Это была самая многочисленная из гильдий в городе. Не уступали ей и Ученые, которые занимались алхимией, ростовщичеством, были лекарями и священниками, а так же держали большую часть городских складов. Как следствие — они были самой богатой гильдией.

Военные были самой малочисленной фракцией — только моряки, стражники и солдаты могли состоять в ней, хотя пираты, разбойники и воры тоже хотели присоединиться. Гильдия Хозяйственников по богатству уступала Ученым, а по численности — Ремесленникам, и ее члены занимались производством пищи. Пахари, булочники, рыболовы и скотоводы составляли ее костяк. Сюда же относились и содержатели трактиров, пабов и доходных домов.

Циркачи, воры, служители кладбищ, проститутки (да, даже они здесь были), разбойники и, как ни странно, высшие аристократы в гильдии не вступали. И если первые — потому что не могли, то последние — потому что не хотели и не нуждались в этом. При титуле выше Барона снималось большинство ограничений, в том числе запрет на торговлю и занятие должностей определенного уровня.

Когда я добралась до своего кладбища, у меня начал складываться план. Оставаться в самом низу иерархической лестницы мне надоело, тем более, что возможностей и пользы с этого не было никакой. А вот перспективы вырисовывались интересные.

— Стоять, родимыя! — Никко остановил повозку около длинной очереди на мое кладбище. Зимой луг, отделявший мое предприятие от дороги, превратился в сплошную ледяную полосу, на которой в ряд выстроились четыре катафалка.

— Что случилось? — спросила я, недоуменно оглядывая семьи в траурных одеждах.

Одно лицо показалось мне знакомым, и я повернулась в ту сторону. Женщина в окружении трех маленьких детей старалась хоть как–то сдержать слезы. Одна ее ладонь лежала на крышке гроба, а за другую цеплялся малыш лет пяти. Еще двое детей, девочки семи и десяти лет, обнявшись, плакали навзрыд.

Я подошла к ним.

— Госпожа Като? — позвала я ее. Она перестала смотреть на гроб, промокнула глаза платочком и поприветствовала меня.

— Амир… умер. — вздохнула она. — Я и не думала, что мне придется так скоро воспользоваться нашим договором…

— Примите мои соболезнования, — я протянула руку и пожала ее пальцы. Повернулась к вознице и распорядилась: — Никко, помоги госпоже Като!

Первый катафалк проехал через ворота. Следующий оказался также по договору, а вот два последних — без них. Но скорбящие родственники согласились внести вполне разумный взнос, и я так же разрешила им проехать. И зашла следом.