Хозяйка леса

— Ради бога, вы нас извините, — обратилась Нина к Анастасии Васильевне. — Мы с мужем отвлеклись от общей беседы. Позвольте, я налью. — Она улыбалась, протягивая руку к чашке гостьи.

Анастасия Васильевна поблагодарила и отказалась.

Она попросила у Баженова «Общее лесоводство» Ткаченко и стала прощаться.

— Вы к нам заходите почаще. Без церемоний. Мне очень приятно с вами беседовать, — сказала Нина, искусно налепляя на губы улыбку.

Баженов проводил Анастасию Васильевну до калитки, пожал на прощанье руку и сказал, что он и его библиотека всегда к ее услугам.

— Надеюсь, служебные недоразумения не помешают нам быть добрыми друзьями. Я и жена всегда рады видеть вас в нашем доме.

Тяжелая связка книг оттягивала руку Анастасии Васильевны. На шоссе она немного отдохнула. Из головы не выходила чета Баженовых. Чужое счастье. А у тебя ничего нет… Не надо к ним ходить. А как же книги, беседы с Алексеем Ивановичем? Но только ли из-за бесед и книг она ходит в его дом?

Недовольство собой не покидало ее и дома.

Нина в полосатой шелковой пижаме сидела с ногами на диване, обхватив колени руками и слегка покачиваясь. Баженов стелил постель. Вдруг Нина весело рассмеялась. Баженов обернулся, держа подушку в руках.

— Что с тобой?

— Алеша, она в тебя влюблена.

— Кто?

— Царица Тамара.

— Глупости!

Баженов взбил подушку, положил на кровать.

Влюблена, Ллешка. Ты бы видел, какими она смотрела на тебя глазами, когда ты что-то читал ей у шкафа.

— Выдумщица!

Баженов взял жену на руки, отнес на кровать, заботливо прикрыл одеялом.

— Спи. Я немного поработаю.

Он зажег настольную лампу и сел за свой письменный стол.

14

Над лесом поплыл тягучий звон колокола. Оксана с размаху вогнала острый топор в красный ствол сосны.

— Обед, ребята! Хельвочка, хватит махать топориком!

— Оксана, убери топор. Сосна клейменная. Увидит лесничая, влетит нам по первое число.

— А я Самоцветихи нисколечко не боюсь, — задорно отозвалась Оксана на замечание подруги. — Нехай ее Куренков боится. Мастер дрожит перед лесничихой. Дрожит и очей с нее не сводит. Приворотным зельем опоила его Самоцветиха. Трава есть такая: любисток называется. — Оксана рассмеялась, показывая белые крепкие зубы.

— Выдумываешь, Оксанка. А топор убери. Зачем поранила дерево?

— А, ну ее к бесу, твою царицу Тамару. Ходит по лесу, к людям придирается: «Сучья не пожгли, пни высокие оставили, молодняк смяли».

Оксана выдернула топор. На землю посыпались красноватые кусочки коры. К девушкам подошли Тойво и Иван, сели с ними под сосной обедать. Тойво наливал из термоса кофе, а Хельви угощала товарищей калитками. Иван съел половину буханки хлеба с изрядным куском сала и завалился спать.

За просекой стоял сплошной сумеречный ельник с зубчатыми вершинами. На взгорье сонно дремал величавый красный бор. Над ним в высоком небе гуляло солнце. Молодежь расположилась на отдых в глубине лесосеки. Раскаленные лучи солнца пробивали лесной полог. Пахло лесными травами, звонко перекликались невидимые птицы. На поляне, под густыми листьями, Оксана нашла сладкие и нежные ягоды земляники. Тойво сорвал ландыш, дал цветок Хельви. Сияющие глаза девушки ласково поглядели на Тойво. По лицу ее бродила смутная улыбка. Оксана подсела к подруге.

— Как вспомню нашу Украину, Хельвочка, аж сердце заболит. Сколько ж у нас в селе садов! Возле нашей хаты — вишневый садок. Ты бачила, Хельви, як вишня цветет? На всех веточках густо-густо белые цветы. А пахнет как! Идешь по саду, аж голова кружится.

— Договор кончится, уедешь домой, Оксанка?

— Ага! — мотнула головой Оксана и легла на траву. Солнечные зайчики заскользили по смуглому лицу девушки.

Не видела никогда Хельви, как цветут вишневые сады на Украине, не выезжала она из Карелии никуда за всю свою двадцатилетнюю жизнь, но кажется ей, что краше родного края ничего нет на свете. И Тойво так думает. Она не спрашивала его, но она знает. Хельви посмотрела долгим и влюбленным взглядом на Тойво, лежавшего под рябиной. Спит. Усталость сморила и Хельви. Прилегла она возле Оксаны и задремала.

Неожиданно, словно из-под земли, вырос Куренков. Комбинезон на груди распахнут, кепка сдвинута на затылок, на квадратном лбу застыли капельки пота.

— Загораете, рябчики? Обед кончился пять минут назад. Лес вались по щучьему велению… А на собрании руками махали: мы, де, утрем нос бригаде Савинкова. Эх, вы! Глядите, как бы у самих не оказалось под носом мокро.

— Мы не слыхали сигнала, Михайла Кузьмич. В колокол не звонили, — оправдывалась Оксана, незаметно толкая ногой храпевшего Ивана.

— В царь-колокол вам звонить, что ли? — Куренков одной рукой поднял Ивана и поставил его на ноги. — Просыпайся, Иван-царевич. Жар-птицу упустишь.

Молодежь живо заняла свои места.

— Темпы, рябчики! Давай темпы! Шевелитесь, ребятишечки.