Хозяйка леса

Баженов попробовал сослаться на усталость, но Погребицкий пропустил пальцы ему под руку и взял за локоть, сказав, что ни за что не отпустит. Так он и довел его до высокой двери, облицованной карельской березой. У себя в номере он усадил Анастасию Васильевну в кресло, а сам расположился на стуле перед зеркалом, изредка посматривая на себя. Дорогой костюм песочного цвета сидел на нем безукоризненно.

— Совещание замечательное, друзья. Столпы науки! Звезды первой величины. Алексей, ты видел, кто сидел в зале? — Погребицкий, захлебываясь, перечислял фамилии ученых, их труды и кафедры. Баженов молчал. Анастасия Васильевна слушала, внимательно глядя на обоих.

— Ну, старина, — Погребицкий коснулся рукой колена Баженова. — Рассказывай, как живешь, работаешь? Что твое изобретение? Подвигается или забросил свой лесной комбайн?

В широких, с холодноватым блеском глазах Погребицкого отразилось скрытое торжество. Они говорили: «Я знаю: ты всегда презирал меня, но преуспеваю я, а не ты».

В разговоре с Погребицким Баженов избегал какой бы то ни было формы обращения. Впрочем, он не был в особенном затруднении. Погребицкий говорил почти все время один: о себе, о своих успехах.

— Работаю над диссертацией, как вол. Не считаюсь с временем, здоровьем. Хочу принести посильную пользу науке, народу. В этом вижу смысл своего существования. Диссертацию будет рецензировать профессор Окуневскпй. Ты помнишь его, Алеша? Он чертовски строгий судья. Да, я очень устал за последний год. С сердцем нехорошо. — Погребицкий положил руку на грудь, розовое, упитанное лицо его на мгновенье опечалилось. — У нас в Ленинграде инфаркт буквально косит людей среднего возраста. Понятно. Война, блокада… Нервная система расшатана…

Анастасия Васильевна с усмешкой подумала: «Война, блокада тебя, голубчик, не коснулись. Ты очень сытно и тепло жил в эвакуации, в глубоком тылу. Я-то знаю.» Она спросила, о чем он пишет диссертацию.

— Тема прозаическая, но вам, лесоводам, очень нужная. О корчевании пней.

Принесли ужин. Баженов взял стакан чаю. Погребицкий ел с аппетитом ветчину с горошком, пирожки, сыр. Чай он помешивал собственной серебряной ложечкой.

— Зря ты, старина, отказался от Ленинграда, — мягкая улыбка тронула розовые губы Погребицкого, но глаза его оставались холодными. — Я понимаю, производство дает тебе некоторый материал, наблюдения и прочее, но наши конструкторы не покидают научно-исследовательские институты, чтобы на всю жизнь поселиться в лесных дебрях. У нас есть экспериментальные базы в Ленинградской области. На Мшинской — прекрасный леспромхоз, на Сиверской — опытный лесхоз. Зачем ты уехал за тридевять земель? Что тебе взбрело в голову добровольно изолироваться от научного мира? С кем ты советуешься? У кого консультируешься? Не понимаю я тебя, Алеша, хотя мы с тобой давние друзья. Как говорится: пуд соли вместе съели.

«Ах, вот оно что! Они — давние друзья» — мелькнуло в голове Анастасии Васильевны.

Баженов выбирал папиросу из портсигара и молчал. Его мучила мысль о жене, ее отношениях с Погребицким. Недавно в Хирвилахти приезжали два инженера, его бывшие сокурсники по академии. Они занимались реконструкцией транспортера эстакады, жили у него в доме и довольно прозрачно намекнули ему на то, что Нина проводит время в общество Погребицкого. Их видели вместе в театре, в ресторане. «Неужели правда?»— думал Баженов, с трудом подавляя нараставшую в нем злобу и ненависть к этому самодовольному человеку, который с такой развязностью называет его «стариной», «приятелем». В Ленинграде он надеялся примазаться к его изобретению. Метил в соавторы. И сейчас не оставляет этой мысли. Недаром так назойливо уговаривает его вернуться в город.

— Друзья, вы ничего не едите. Анастасия Васильевна, пожалуйста. — Погребицкий придвинул гостье тарелку с пирожными. — Алеша, друг мой, если решишь с Ленинградом, я помогу тебе. Я знаю, какие нужно нажимать кнопки, чтобы перед тобой открылись заветные двери.

Анастасия Васильевна смотрела на Погребицкого. Руки белые, ногти отполированные, на безымянном пальце — массивное золотое обручальное кольцо. Женат… Но кто сейчас носит кольцо? Почему Алексей Иванович молчит? Почему не расскажет «приятелю» о своей работе над машиной? О Куренкове, Пете Захарове? Почему не возразит? Ведь он не изолировался от научного мира. Ему помогают ленинградцы из академии, из треста. Она-то знает, он сам рассказывал ей.

Погребицкий доел пирожное, вытер рот салфеткой, взял папиросу из раскрытого портсигара Баженова.

— А ты, Алеша, изменился за последнее время. Не то похудел, не то постарел. Где собираешься проводить отпуск? В Ленинграде?

Баженов медленно поднял глаза на Погребицкого.

— Возможно, в Ленинграде. Еще не решил.

— А я закончу диссертацию и покачу на юг. Мы… я, — поправился Погребицкий, — хочу на Черное море. В Крым или на Кавказ.

Погребицкий усмехнулся краешками губ и как-то странно посмотрел на Баженова.

— Извините. — Баженов резко поднялся. — Я должен покинуть вас. Я устал за день, хочу отдохнуть.