Хозяйка леса

— Благодарю за аттестацию.

«Вежливый человек Алексей Иванович, — подумал Куренков. — Обругал его секретарь, а он обиды не показывает, улыбается».

— Вы все сказали? — спросил Кованен с непроницаемым лицом.

— Да, — спокойно ответил Баженов, садясь на свое место.

Любомиров сделал подряд несколько глубоких затяжек и погрузил горящую папиросу в блюдце с водой. Папироса зашипела и погасла.

— Дай-ка мне, Павел Антонович, — Любомиров поднялся и вяло подошел к столу. — Нового я ничего не скажу, товарищи. Вы знаете наше положение. Трест дал повышенное задание, а план наш трещит по всем швам, того и гляди сорвемся и покатимся под горку. Святозерокий лес для нас — спасение. Что получается, товарищи? Мы сами просили, добивались, подняли на ноги не одну организацию, а теперь начнем крутить колесо в обратную сторону? Извините, мы раздумали, нас лесничая не признала, запрещает, а она — де у нас — высшая лесная власть. — Любомиров усмехнулся. — Пусть меня извинит Павел Антонович, но что бабу слушать? Мало ли что ей взбредет в голову. Подумайте, товарищи, ради каприза Самоцветовой мы день упустили. С утра мы должны были рубить полным ходом, а мы дискуссию затеяли, о высоких материях рассуждаем. Алексей Иванович правильно сказал: не нам разбираться в науках о лесе. Мы — производственники. Наше дело — не дискутировать: ошиблись ученые или не ошиблись, паше дело — рубить. Сорвем план — отвечать придется нам, а не соседям. Зачем нам самим осложнять дело? — Любомиров устало опустился на стул, налил из графина воды, отхлебнул и поставил стакан на поднос. — Я все сказал, товарищи.

В кабинете наступило молчание. В открытую форточку проникала с улицы песня, далекая, грустная. Очевидно, пели в женском общежитии. Тракторист Филиппыч тихо покашливал в кулак, лебедчик Карху чиркал спичкой о коробку, спичка ломалась, он брал другую, машинист Гутаев чертил ногтем по кумачевой скатерти стола, Куренков шарил в карманах комбинезона, ища папиросы. Баженов раскрыл перед ним свой портсигар. Сузи попыхивал короткой трубочкой и смотрел в пространство.

— Кто хочет сказать, товарищи! — Кованен устало оглядел сидевших. Взор его остановился на Куренкове. — Михайло Кузьмич, ваши соображения? Святозеро — ваш участок.

— Мой, — охотно согласился Куренков, метнув быстрый взгляд в сторону директора. — Мои соображения? Могу сказать. Лес святозерский, товарищи, очень подходящий для нас лес. Сосна строевая, ель резонансовая, береза лыжная. Дерево к дереву. Тонкомеру мало, осины не густо. Вот в Черноволоках, Павел Антонович, осины — сила, леший ее побери! Пока кубик хвойняку наберешь, семь потов сойдет. На таком лесе плана не вытянешь.

— Михайла Кузьмич, — перебил его Кованпен. — Я прошу вас, ближе к делу. Время позднее, мы все устали.

— Можно ближе к делу, хотя я так думаю: весь лес — наше дело. — Хитроватые глаза Куренкова стрельнули в директора. — Конечно, лесничая на нас в обиде за куртинку. Есть на нас грех, лишнего брать не следовало бы. Настасья Васильевна — женщина занозистая, нраву ее не перечь, однако, с озером, я думаю, надо разобраться по всем статьям. Слово мы свое скажем, как бюро постановит, так и сделаем. Дело серьезное, обмозгуем и решим, чтоб, значит, без ущерба.

Куренков потянулся к портсигару, попросил у лебедчика «спичечку», закурил, обежал товарищей глазами, еще раз повторил: «Как бюро решит, так и сделаем» — и сел.

— Вы тоже член бюро, — спокойно сказал Кованен. — Мы не поняли: вы за рубку или против?

Куренков громко вздохнул:

— Лес больно хорош, Павел Антонович.

— Жаль рубить? — не отставал парторг.

— А откалываться, Павел Антонович, неужто по жалко?

— Значит, вы — за рубку? — не отступал Кованен.

Любомиров сверлил глазами мастера, по он упорно избегал его взгляда.

— С планом, конечно, горим. — Рука Куренкова по привычке подтянула к горлу застежку «молнию» на комбинезоне. — Что и говорить, святозерский лесок выручил бы здорово… Но ежели государству в ущерб, придется поступиться.

Любомиров послал про себя в адрес мастера крепкое словцо. Полез в защитники лесоводов! «Государству в ущерб!» Совсем рехнулся. Проваливает план и бубнит о государственной пользе.

— Лесники встревожились. Стало быть, не зря, — проговорил Куренков, как бы оправдываясь.

— Угу, — кивнул Сузи, не вынимая трубочки изо рта.

Кованен с живостью обернулся к нему:

— Пожалуйста, ваше слово.

«И этот туда же!» — с отчаянием подумал Любомиров.

Сузи, не торопясь, спрятал потухшую трубочку в карман куртки, стряхнул табак с колен. Его маленькое круглое лицо сплошь было исчерчено морщинами. Мастеру давно перевалило за шестьдесят, но он был вынослив, неутомим в работе, никогда не заговаривал о покое и пенсии.

— Лесу в Карелии много. Побережем Святозеро.

Сузи был скуп на слова, все это хорошо знали.

— Коротко и ясно, — одобрительно кивнул Кованен и посмотрел на тракториста. — А вы, что скажете?