Хозяйка леса

— Павел Антонович, — заговорил Любомиров обыденным голосом, давая понять, что он считает разговор о Святозере законченным. — Баженов свой доклад к сроку не успеет подготовить. Уж очень большой материал. Выполнение плана по качеству. Как ты смотришь, если партсобрание отодвинуть на недельку? Пусть главный инженер как следует подготовится. Поговорить народу есть о чем. Качество, сам знаешь, не на высоте.

— Хорошо, перенесем собрание на пятнадцатое, — подумав, согласился Кованен. — И все же мое мнение, Николай Алексеевич, запретное кольцо не трогать.

Любомиров ткнул недокуренную папиросу в пепельницу, исподлобья взглянул на парторга:

— Иными словами, сорвать план весенне-летних заготовок?

— Начнем рубку на Маньге, — спокойно возразил Кованен.

Любомиров досадливо пожевал тонкими губами, рука нервно взъерошила седой ежик жестких волос. Он заговорил сдержанно, стараясь придать хрипловатому голосу мягкую убедительность.

— Маньга от нас не уйдет. Поймите, Павел Антонович, одно: если управление лесного хозяйства согласно, директор лесхоза не возражает, то ничего плохого здесь нет. А Самоцветова покипит-покипит и остынет.

Кованен молчал, Любомиров искоса поглядывал на парторга, ожидая его слов, но сухощавое лицо Кованена хранило непроницаемое выражение.

— Святозеро — для нас находка, Павел Антонович. — Любомиров говорил все так же сдержанно и мягко. — Древесина под боком, добавочные усы шить не надо, переброска механизмов займет немного времени…

— Все это так, Николай Алексеевич, но я остаюсь при своем мнении.

Любомиров закричал, багровея:

— Да поймите же вы, наконец, самую простую вещь! Не справимся с заданием, отвечать будем мы с вами, а не ваша подзащитная, гражданка Самоцветова!

Рука Кованена сжала карандаш, смуглое лицо порозовело. Он поднял потемневшие глаза на своего собеседника и после небольшой паузы заговорил глухо, но спокойно:

— Николай Алексеевич, оставим лесничую в покое: не в ней суть. Дело в принципиальном отношении к вопросу. Прежде всего, мы с вами коммунисты, а потом уже лесозаготовители. Упираться взглядом только в свое корыто, значит, не понимать своего долга, соответственно…

— Постой, постой! — перебил Любомиров, вновь вскипая. — Ты меня не учи. Я тебя вдвое старше, и в партии не новичок. Я свой долг очень хорошо понимаю. Мой долг — работать на своем посту так, как я работаю. Мой труд правительство орденом отметило.

— Николай Алексеевич, я ценю ваш жизненный и трудовой опыт, по позвольте мне до конца высказать мою мысль.

Любомиров молчал, смотрел в окно на полосу леса за рекой. В глазах застыла усталость, но рот был сжат крепко, упрямо.

Кованен продолжал ровным, терпеливым голосом:

— Да, наша с вами задача — рубить лес. Но ведь защитный лес — это не просто деловая древесина, «кубики», что помогут нам вытянуть план? Защитные леса — это климат, семенной источник для нового леса, одежда для озер и рек. Водоемы мелеют, высыхают, если оставить их незащищенными. От защитных лесов зависят и наши рыбные богатства. Вся земля — наша, и относиться к ней бесхозяйственно мы, коммунисты, не имеем права. — Кованен помолчал. — От Святозера мы должны отказаться. Правы лесники, а не мы.

— Да, но трест… — начал было Любомиров, но Кованен перебил его:

— Трест вы сами просили, Николай Алексеевич. Трест — сторона заинтересованная, им дали, они взяли, а что за лес, они даже не стремились разобраться. А мы с вами должны на Святозеро посмотреть иными глазами, Николай Алексеевич. В Хирвилахти мы живем, работаем, каждую пядь земли знаем. Нам бы с лесоводами посоветоваться, а мы, выходит, потихоньку от них выпросили бумажку на защитный лес. Отошлите ее обратно в трест, и дело с концом. А заготовки развернем на Маньге, как было намечено по плану.

Любомиров долго молчал, хмурился. Кованен терпеливо ждал. Зазвенел телефон, Любомиров поднял трубку и вновь опустил на рычажок.

— Кажется, у нас с вами, Павел Антонович, никогда не было серьезных разногласий. И Святозеро, я думаю, не должно нас поссорить.

Кованен понял, что убеждать дальше бесполезно.

— Ну, что ж, давайте завтра соберем бюро и обсудим все обстоятельно.

— Бюро? — переспросил Любомиров, помрачнев. — Завтра надо начинать валку, а не дискуссию. Зачем поднимать вопрос, когда все ясно. Учти, Павел Антонович, на бюро я скажу то же самое. Только времени проволочка.

Кованен посоветовал еще раз подумать и вышел.

«Вот дьявол баба!» — Любомиров хватил сухим и крепким кулаком по столу: высокий стаканчик из карельской березы подпрыгнул на столе и свалился на пол, просыпав на ковер разноцветные карандаши, старательно отточенные Стрельцовой.

22