Антонина Григорьевна, потихоньку вздыхая, собирала с полу осколки фарфора. Ваза свадебная. Жалко. Напомнить Коле, что сегодня двадцать лет, как они поженились? Вазу подарила Колина покойная мать в день свадьбы. Нет, мужу не до того. Расстроила его Анна Корнеевна какой-то телеграммой. Подойти к мужу, спросить, что случилось, Антонина Григорьевна не решалась. Коля не ответит, не любит он, когда она заговаривает о его делах. Конечно, он прав. Что она понимает?..
Антонина Григорьевна взглянула на сутулую спину мужа, на поникшую седую голову, и сердце ее сжалось. Нелегкая у Коли жизнь. С утра до вечера на работе, как заведенный, каждый день неприятности, домой редко приходит в хорошем настроении. В отпуске не был. Не бережет себя. А года немолодые…
— Коля, ты бы лег. — Антонина Григорьевна робко положила руку на плечо мужа. — И не расстраивайся так… Не знаю, что у тебя, но мне на тебя больно глядеть.
Любомиров тяжело поднялся, устало вздохнул:
— Да, пожалуй, пора на отдых.
Под его сапогом хрустнул осколок. Любомиров взглянул под ноги, раздраженно сдвинул брови:
— Что за черепки по всей комнате?
Жена тихо отозвалась:
— Ваза свадебная. Ты разбил. Сегодня двадцать лот…
— Двадцать лет? — повторил Любомиром, наморщив лоб. — Жена смотрела на него с грустью и укором, — Ах, да! — воскликнул Любомиров виновато. — Извини, Тоня, за вазу и плохую память.
Он ласково взял жену за плечи, посмотрел в ее усталые глаза и вдруг ему так ясно представился день свадьбы, как будто это было вчера, и она, Тоня, его невеста, в легком белом платье с сияющими глазами, с толстыми косами и он, бравый, сильный парень, только что отслуживший в армии свой призывной срок.
— Да-а… Стареем мы с тобой, жена… Двадцать лет… Когда они успели пролететь, а?
Антонина Григорьевна тихо заплакала, прижимая голову к груди мужа. Он слышал, как гулко бьется ее сердце, и нежно гладил ее волосы с серебряными нитями на висках. Антонина Григорьевна была счастлива этой редкой и грустной лаской.
Ночью она часто просыпалась. Она слышала, как муж ворочается на своей кровати за перегородкой, вздыхает, чиркает спичкой, курит.
Утром Любомиров встретился с Кованеном на узком тротуарчике против конторы. Кованен сказал о поездке в райком. Любомиров потемнел лицом, но ни слова не произнес.
— Николай Алексеевич, подождем до вечера.
Любомиров смотрел в сторону диспетчерской: рабочий поезд ждал отправления на Святозеро.
— Николай Алексеевич, я уверен: распоряжение отменят.
Любомиров перевел угрюмый взгляд на парторга:
— А если нет? Вы будете отвечать за срыв плана? Каждый час простоя — это кубометры древесины. Механизмы на местах, валка идет, а мы объявим перекур на полный рабочий день?
Кованен что-то хотел сказать, но директор не дал ему говорить:
— Павел Антонович, я тороплюсь. Диспетчер ждет меня. Я еду с рабочими на Святозеро.
Любомиров взглянул на свои ручные часы и широким быстрым шагом пошел по узкой утоптанной дорожке к полотну узкоколейки.
Святозерский лес стоял ощетиненный, угрюмый. Звери и птицы покидали свое вековечное убежище. Тяжело падали на землю спиленные деревья. Ухала и стонала земля. Дрожали пышные зеленые берега озера. В тревоге шумели сосны. По озеру бежала рябь. В прорубленный коридор ворвался ветер. В небе метались и сталкивались рваные дымчатые облака.
Рукавишников совершал обход дальнего участка. Он глядел на леса, прильнувшие к озеру, и вспоминал партизанскую жизнь. Вот и знакомый блиндаж — землянка. Прогнивший потолок провалился, иструхлявились ступеньки, на земляной насыпи густой щеткой разросся ельничек. Старые ели сплели тяжелые ветви над бывшим убежищем партизан. Рукавишников провел ладонью по шершавым стволам. Скоро и они падут долу. Уже долетает сюда слабое рокотанье трактора, тонкий свисток боткинского паровоза. Прощай, лес, прощай, старый друг…
В хвойном лапнике притаился глухарь. Огромная птица склонила на бок бородатую краснобровую голову с серым клювом, прислушивалась к лесным шорохам. Отшельник, древний житель глухих лесов, чуял надвигавшуюся беду.
Анастасия Васильевна приехала на Святозеро с Парфеновым и лесниками. Возле электростанции она увидела Баженова. Главный механик и Любомиров наблюдали за работой погрузочного крана. Связка бревен, поднятая краном, мягко опустилась на платформу. На эстакаде усердно трудились рабочие: разметчик, раскряжевщик, откатчики и сортировщики. Трактор сгружал хлысты, второй выползал из лесу. Да, при таких темпах работы святозерскому участку жить недолго.
Баженов протянул Анастасии Васильевне руку. Она сделала вид, что не заметила его протянутой руки, сухо ответив на его поклон. Лицо у нее было усталое, под глазами — синева, рот строго сжат, взгляд враждебный.
— Алексей Иванович, дайте нам двух рабочих для клеймения семенников. Мы сами не успеем отметить. Вот схемы лесосек.
Баженов с подчеркнутым вниманием склонился над листом ватмана, который развернула перед ним лесничая. Вычерчено тушью, аккуратно, не наспех. Цепь куртин в виде островков у самой воды и множество крестиков по участку — отдельные семенные деревья.