Мама давным-давно рассказывала, как однажды всех их, всю семью, спас ее сон.
Летом, на даче, привиделось ей, что у девочек в комнате появился огромный еж. И хочет она взять этого ежа, чтобы всем показать это диво дивное. Трогает его, а от колючек искры в разные стороны, треск, дым, огонь… В общем, полная ерунда. Но маме этот сон не давал покоя целый день. Она даже дочек уложила спать на первом этаже, в пустующей комнатке для гостей. Девочки уснули. Мама с папой и друзьями-соседями сидели себе на веранде. И вдруг опять вспомнился маме этот еж.
– Подождите минуточку, я сейчас, – промолвила она и, как зачарованная, пошла наверх, в пустую комнату девочек.
А там – дым, огонь, искры… Все из сна!
Успели потушить. Проводка старая, руки не доходили поменять. Вот и дождались.
Но сон-то каков! Ведь предупредил! А что могло бы быть… Сгорели бы дотла…
У них это вообще семейное: если видишь искры во сне, думай, где загорится. В прямом и переносном смысле. Вон Манечка рассказывала, как искры у нее из глаз посыпались перед тем, как она сцену в саду, где Свен с юношей сидел, своими глазами увидала.
Искры… искры… Что ж они могут значить-то? Ну вот… Да… Говорили они накануне о пожаре… Что подожгут… Не это ли? Не так ли надо понять?
– Ну и сон мне сегодня приснился! Идиотский, страшный сон, – выговорила она неожиданно для самой себя.
– Полнолуние, – откликнулась Афанасия. – Всегда какой-нибудь кошмар навестит.
– Позвольте я расскажу, – продолжала Елена. – Говорят, если расскажешь, не сбудется. Тут и сбываться-то, собственно, нечему… Но меня тревога не оставляет.
Елена Михайловна принялась рассказывать, перебарывая смущение, но стараясь быть предельно точной.
– И вот представьте, вы мне и говорите, мол, да, я родила его от кота! Мол, от кого еще рожать здесь! И что, мол, такого? Рос нормально, а в тринадцать лет проявилось! Стал оборотнем! И потом все чаем меня поили. Мятным. А я еще думала, что да – от кого тут рожать? И хорошо, что Доменик так ночами превращается. Чтоб хоть чем-то нижних отпугивать. А то что ж? Никакой охраны, никакой сигнализации.
– От кота, – повторил Доменик и засмеялся тонким кошачьим смехом.
– Вещий сон, – тоже смеясь, подтвердила Афанасия. – Точно вещий. На удивление. Ведь отца моего ребенка звали в семье Кот, Котик… С детства имя осталось. Так что воистину: от Кота!
– Нет, вы смотрите, что творится! – поразилась Елена. – Значит, совсем непростой сон! Значит, надо думать дальше…
– Кот мой, где ты, дорогой? – вздохнула, не слушая ее, хозяйка. – Да, все правда. И не от кого тут было рожать. И все свершилось там… А потом он погиб… Молодой, полный сил. Автомобиль… И остались мы одни…
– Это удивительное, невозможное совпадение. Это предупреждающий сон! Я уверена. Послушайте! Послушайте… У нас это семейное. Если случаются такие сны, надо думать… Кому-то грозит опасность…
– Да тут и думать не надо, – произнесла Афанасия жестко, – совершенно ясно насчет опасности. Иначе разве бы мы писали? Умоляли бы приехать? Музею опасность грозит. Ну и, стало быть, нам вместе с ним.
– Я думаю, в опасности Доменик. Музей – безусловно. Возможен поджог. Но что-то еще случится именно с Домеником. Давайте подумаем. Прямо сейчас, – уверенно и настойчиво сказала Елена Михайловна.
Афанасия глянула в сторону сына, словно на что-то решаясь.