Хозяйка музея

– Вполне возможно, они что-то предпримут. Но поджог – в последнюю очередь. Я сейчас все вам скажу. Весь, так сказать, расклад. Местные наши князьки давно хотят и дом заполучить, и картины, и, главное, землю. Уж очень привлекательный, картинный, роскошный ландшафт тут. Царский, можно сказать. Мы до последнего надеялись сохранить музей. Он ведь действительно уникальный – сами видите теперь. Но давным-давно отобрали бы здание и нас отсюда пинками – впервой ли… А только дело-то в том, что земля эта – наша собственность. По всем документам. И дореволюционным, и приватизационным. Все оформлено – не подкопаться. И флигеля – наши. Нашими и оставались все время, даже при советской власти. Основное же здание было, так сказать, передано народу. А в период приватизации и его мы вернули себе. Был такой момент нашей демократической истории. И смотрите, что получается: экспонаты музея принадлежат государству – это папа оформил как дар, мы не претендуем, просим только сохранить. Дом же с прилегающей территорией – наш. Убьют нас – есть наследники. Завещание оформлено, они об этом знают. Сожгут? Ну и что? Землю-то они все равно не получат. Поэтому поджог и убийство им совершать совершенно невыгодно. Что они хотят? Запугать. Сделать так, чтоб мы сами отсюда захотели убраться. Продать им все по минимальной цене – и дело с концом. Отсюда – угрозы. Да, грозили поджечь. Было дело. Тошно вспоминать. Они этих, шпану эту, все настраивают, чтоб житья нам тут не было. Чтоб страху нагнать. Случился у меня разговор недавно с представителем местной нынешней знати. Ох, и лица у них!!! И лицами назвать – грех. Человека все же Бог по своему образу и подобию сотворил. В лицах человеческих порой Лик проступает. А у этих… Образины… Впрочем, я не о том опять… Так вот. Адвоката они ко мне для переговоров заслали. Я ему и растолковала: убивать нет смысла, другие тут появятся наследники, и в большом количестве. Продать – не продадим. Тут музей. Он все не отступал, настырно предлагал договориться. «По-человечески». Это у них так называется, понимаете? Вот мы и думали: после того разговора что-то они должны предпринять. Не знаем пока что. Но наверняка какую-то провокацию нам готовят. И тут нечаянная радость – звонок из министерства. Письмо дошло. Вы приехали. Нам бы картины уберечь сейчас. Потом будет легче. Если из столицы за всем этим присмотр будет, контроль. А мы бы уж и улетели отсюда. Устали – признаюсь. И, конечно же, мне тревожно.

– Тревожно… Это не то слово… Вы знаете, какие подставы организовывают. Устроят ад… Мне и сестра, и племянник – они оба в журналистике сейчас – такое рассказывают порой, что никакой вымысел с правдой не сравнится. И пытки, и уголовные дела… тут все подпишешь и все отдашь. И знаете, я что думаю? Действовать нам надо немедленно. Счет сейчас не на дни идет и даже не на часы. На минуты. Я так чувствую. Надо что-то делать…

– Мы думали… Вот Доменик… Мысль была: под эгиду ЮНЕСКО[11] попроситься. Все-таки уникальный памятник культуры. И возможность решить этот вопрос есть. Но для начала ваше заключение требовалось, – неуверенно выдавила из себя Афанасия, решившаяся поведать самое сокровенное, – если признают памятником культуры общечеловеческого масштаба, эти наши вряд ли полезут.

– Отличная мысль! – возрадовалась Елена Михайловна. – Только в данный момент все решает время. Время сейчас против нас. Затянули слишком. Я заключение немедленно напишу. Прямо здесь. Один экземпляр вам оставлю, один с собой… Сестру попрошу помочь. В прессе осветить. И – действовать надо без промедлений. Одного боюсь, что бы вы ни говорили: поджога. Вот тут мы не успеем ровным счетом ничего. Они иногда действуют совершенно иррационально. Особенно если чуют, что им ничего не достанется, мстят. Просто из принципа. У них такие теперь принципы. И – чует мое сердце – что-то очень тревожное надвигается. Успокаивать себя нельзя ни в коем случае. Я, пожалуй, сейчас все самое необходимое сделаю и поеду.

Сердце ее билось учащенно. Нагнала на себя страху. Но страх-то небеспочвенный. Все факты – и сколько их! – говорят за то, что боится она не зря.

– Может быть, имеет смысл нам вместе уехать в Москву? И там какое-то время переждать? – предложила она.