Хозяйка разорившейся таверны. Путь к счастью

— Но, однако ж, осведомились о его судьбе, — в голосе инквизитора проскользнула еле слышимая тень ревности.

— Из милосердия, ваша милость, — тихо ответила я.

— Милосердие?! — произнес инквизитор и почему-то рассердился. Его красивое лицо стало чернее тучи, губы крепко сжались и побледнели от гнева. — Забудьте это слово! И чувство это забудьте, вот вам мой совет!

— Но…

— К чему вас привело ваше милосердие?! — продолжал бушевать он. — Почему вы не донесли на этого слизняка, Мари? На то, что он вас обкрадывал и обесчестил?!

— Я… я не знаю, — тихо ответила я, опуская взгляд. — Тюрьма, здание суда — не самые приятные места на свете. Я не хотела бы побывать там еще даже в качестве свидетеля.

— Не самые, — кратко кивнул инквизитор. — Но уж можно было потерпеть, чтоб сейчас не оказаться обвиняемой самой! Ему бы раньше всыпали палок за то, что соблазнил незамужнюю девицу и бросил, да так, что он побоялся б к вам подходить!

Я смолчала. Возразить мне было нечего.

— А эти, — не унимался инквизитор, гневно размахивая руками, — нищие всех мастей! Я слышал, вы прикармливали их?

— Миска бульона и вареный картофель — это все, что я могла им предложить…

— Не сметь больше делать этого! — прорычал инквизитор яростно, да так сурово, что я испугалась не на шутку. — Милосердие! Где сейчас те, к кому вы были добры, Мари?

— Где? — произнесла я чуть слышно.

— В тюрьме, — с нехорошим удовлетворением сообщил мне инквизитор. — Эти бездельники с удовольствием вас объедали, прибегали к вашей милосердной помощи, и они же с радостью, за весьма скромную плату, подтвердили, что вы накормили клубнями человека, которого даже в глаза не видели!

Я молчала, потрясенная.

— Мари, — укоризненно произнес инквизитор, покачивая головой. — Нельзя же быть подобной ребенку. Или… ангелу. Люди не заслуживают такой доброты! Я запрещаю вам бездумно жалеть кого попало. И подпускать к себе всякий сброд.

— Запрещаете? — шепнула я. — Почему?

— Потому что вы не безразличны мне, Мари, — глядя мне прямо в глаза, произнес он. — Не безразличны.

***

К судьям я спустилась свежая, с еще немного влажными волосами, собранными в узел на затылке.

На мне было — вот же забавно! — все то же черное платье, в котором я ходила к лендлорду, и новый крахмальный передник. Я выглядела скромно, но при этом опрятно, свежо и немного нарядно.

Гости мои, призванные судить мою стряпню, увидев меня, заулыбались. Капитан выпрямился по стойке «смирно» и подкрутил усы.

Я даже смутилась их вниманию и, чтобы скрыть заалевшие щеки, склонила голову и поправила прическу.

— Я готова, господа, — произнесла я чуть смущенно. — Что бы вы хотели отведать?

— Вашего волшебного блюда с этими вот клубнями, — промурлыкал галантно инквизитор, выложив на стол узелок с картошкой, которую притащил Грегори. — И, если можно, трюфеля.

— Как прикажете, ваша милость, — произнесла я, кротко кланяясь. — Пошлю за ними Ханну. Вы же не против?

— Нет, совсем нет, — ответил он. Его темные глаза смотрели на меня с теплом.

— Что ж, тогда я подготовлю кролика. Бибби, будь добра — вымой эту картошку и протри стол. Все должно просто блестеть. Сегодня мы принимаем очень важных господ, для них все должно быть просто идеально.

Сказала — и улыбнулась, не сдержалась.

Надо же, даже обвинение в колдовстве и суд в конечном итоге сыграли мне на руку. В моей таверне самые уважаемые и богатые люди города, и инквизитор словно специально просит приготовить трюфели. Кто, как не они, могут оценить вкус и оплатить дорогое блюдо? Даже если и не сейчас, то в будущем, если им понравится?

Ханна под конвоем отправилась в лес, прихватив с собой корзинку, выстланную самой тонкой и мягкой соломой, а я тут же, при моих новых клиентах, выбрала самую свежую тушку кролика и окатила ее кипятком.

У нас в таверне было очень чисто; пока меня не было, Бибби и Ханна, чтоб не сойти с ума от ожидания и безделия, намывали полы, протирали мебель, пока старое дерево не залоснилось и не начало блестеть. На полу не было ни песчинки, даже старые, обожженные докрасна кирпичи у очага мои верные помощницы выскребли дочиста. Идеально; словно в операционной.

И моим посетителям это нравилось.

Нравилось, что можно присесть на предложенный стул и не вляпаться ни во что липкое и жирное. Нравилось, что можно облокотиться на стол и не испачкать одежду.

Нравилось, что у нас был тепло и уютно, и не воняло ничем испорченным и кислым. Жар нашего очага был спокойный, теплый, домашний. И гости чувствовали себя свободнее и лучше. Кажется, их не смущало даже то, что им приходится находиться у меня вынуждено. Они-то уж точно не собирались заходить ко мне в таверну, полагая, что подобные места хороши лишь для черни.

Но уведенное собственными глазами изменило их мнение о моем заведении. Ведь недаром же я все здесь отмывала и отчищала! Я хотела, чтоб моя таверна считалась самым приличным местом в городе, достойным принять любого состоятельного клиента.

И вот случай подвернулся…