Хозяйка разорившейся таверны. Путь к счастью

— Не поможет ему адвокат, — тихо произнесла я. — И слушать ее жалобы не станут. Эван сам казнил Грегори.

— Казнил?! — ахнула Ханна. — Ты уверена, госпожа? Может, врут? Люди-то любят присочинить для красного словца! Авось, выдрал, да на каторгу отправил? Или и вовсе вранье?

Я мотнула головой.

— Казнил, — ответила я упрямо. — Прах к праху. Никто мне этого не говорил, я… видела это. Так что мамаша Грегори его не найдет.

На миг мне стало жаль одинокую полубезумную старуху, которая потеряла сына и безуспешно пытается теперь отыскать его. Так жаль, что в груди защемило ив глазах защипало.

Но Ханна моего сожаления не разделила.

— Туда ему и дорога! — яростно ругнулась она. — Не жалей, госпожа! Человек он был гнусный, мелкий, грязный! Одним говном на дороге меньше! Ничего хорошего делать не умел.

— Наверное, ты права, — задумчиво произнесла я. — Только каково это матери узнать?

— Мать сама вырастила его таким, — сварливо ответила Ханна. — Чего теперь рыдать? Поделом им обоим!

***

И вот настал день Икс!

О, как я хотела его! Как хотела! И как боялась…

В ателье модистки зашла скромная молодая девушка с холщовой сумочкой, а вышла…

Ох, встреться мне сейчас Эван, он бы меня отправил прямиком в Ад!

Потому что вышла я оттуда, пылая, как огонь, и чернея, как самая глубокая бездна!

Блестящая графиня? Сиятельная герцогиня? Разве ж разглядишь под широкими полями роскошной черной шляпы с вуалью лицо. Только алый мазок ослепительной, яркой помады на губах, и белая, напудренная самой тонкой, самой душистой пудрой, кожа…

И алая шелковая полумаска, закрывающая половину моего лица.

Я шла по улице, вслушиваясь в шелест тканей, а мне вослед оборачивались люди. Один юноша споткнулся и упал, засмотревшись на сияние алых шелков, и я наградила его ослепительной улыбкой. Настолько ослепительной, что он позабыл о своей боли и заулыбался мне в ответ, сидя на булыжной мостовой.

Итак, я выбрала первую жертву. Это местечко называлось «Столичный гурман». С претензией, однако!

Звучит кровожадно, не так ли?

Но ничего кровожадного у меня и в мыслях не было. Просто именно этот ресторан я изучила лучше всех. Я бывала там чаще всех иных, и вовсе не потому, что кухня там была хороша.

Нет.

Как раз наоборот.

Многие блюда, очень интересные, дорогие, подавались там пересушенными, пережаренными, переперченными. Но это все сопровождалось таким шоу, с огнем, с кипящим маслом, с ледяными фигурами, что посетители привыкли, во-первых, и к недостаткам, а во-вторых, и к шоу.

Тем лучше.

Всех поварят я знала чуть ли не как своих собственных. Это и понятно: наблюдая за их работой, я замечала и их слабые, и их сильные стороны. И наверняка знала, кто лучше всех чистит и режет овощи, кто лучше выбирает продукты.

Местный повар, слишком увлеченный представлением, что он устраивал для публики, относился к талантам своих поварят наплевательски.

А зря.

Я зашла в зал с гостями, и ко мне тотчас кинулся расторопный служка. Он встречал всех гостей, кланяясь и болтая какую-то милую чушь. Мне он попытался поцеловать ручку, но я ее отняла.

Слишком много чести, елозить своими губищами по дорогой черной перчатке загадочной графини!

Не так ли?

— Стейк, пожалуйста, — проворковала я, присаживаясь за столик. — С кровью.

— Простите?! — настороженно выпрямился служка. И, кажется, даже побледнел. Мой прекрасный и мрачный красно-черный образ навеял на него какие-то недобрые ассоциации? Принял меня за вампира?

Я рассмеялась, показывая свои зубы побледневшему слуге. Чтоб он убедился, что зловещих клыков у меня нет.

— А, вы не понимаете…— загадочно протянула я. — Это такой иностранный диалект. Мясо. Говядину. Самую лучшую и самую свежую. С кровью.

Служка явно не принимал никогда такого заказа.

С кровью? Зачем это? И как это?

Но все ж мне поклонился и улизнул.

А я осталась ждать.

Заказ мой, надо отметить, принесли очень скоро.

Дымящийся кусок коричневой, сухой подошвы от старого сапога, изжаренный в огромном количестве масла.

— Прошу, — произнес он, галантно ставя передо мной тарелку. Я поморщила нос.

— Надеюсь, на вкус это лучше, чем на вид, — проворчала я.

Это замечание задело служку за живое.

— Вы напрасно сомневаетесь, в нашем заведении все самое свежее! — вежливо, но твердо проговорил он. Поклонился, спрятав глаза, чтоб я не видела раздражения, зажегшегося в них.

Я усмехнулась.

— Очень сомневаюсь, — подцепив кусок двузубой вилкой, произнесла я. — Говядина трехдневная. Лежала на леднике. Но да ладно. А вот изжарено… просто чудовищно. Это же не прожевать.

— Для тех, у кого зубы целы, — возмущенно выдохнул работник, — нет никаких проблем это съесть!

Я рассмеялась.

— Милый дружок, — проворковала я, откладывая вилку. — Я же не челюсти иду тренировать, а получить удовольствие от еды. А какое же тут удовольствие, если мясо надо рвать и грызть?

Я брезгливо оттолкнула тарелку, всем своим видом выказывая брезгливость.

— Даже я приготовила бы лучше, — вбила я последний гвоздь в крышку гроба терпения несчастного служки, попавшего мне под горячую руку.

Тот аж красными пятнами покрылся от злости.

Заметив конфликт в зале, с кухни прибежал повар.