– Ты считаешь, мне было легко переступить через себя и признаться в собственной слабости? Признаться перед тем, кто так меня ненавидит? Перед тем, кто спит и видит как мне досадить и жизни своей не пожалеет лишь бы уничтожить? Что ж, порадуйся, всё это время было плохо не только тебе. Вся моя жизнь это сплошная пытка и борьба с тварью, которую держу… и очень похоже, что в этой борьбе я начинаю проигрывать… Только учти, мой проигрыш радости тебе не принесет, тварь, что держу, гораздо хуже меня. А теперь всё! – Алекто резко поднялась с кресла и, шагнув в сторону, отвернулась к стене и вцепилась пальцами в мраморную облицовку, сипло выдохнув: – Уходи! Уходи немедленно! Сил её держать у меня больше нет…
– Миледи! – Виктор бросился к ней и, опустившись на колени, обхватил её ноги. – Я же не знал… не знал ничего этого. Простите, я никогда не посмею больше… я приму любое наказание, пусть даже твари, лишь Вы простите.
– Виктор, уйди… – пальцы Алекто видоизменились и, скребя когтями по мрамору стены, она стала медленно оседать на пол.
Он стремительно поднялся и, подхватив её на руки, прижал к себе:
– Не удерживайте её, миледи, я постараюсь выдержать её нападение. К тому же я заслужил.
Обхватив когтистыми лапами его плечи, Алекто перехватила его взгляд и, вглядываясь в его глаза, хрипло проговорила:
– Если я выпущу её сейчас, она власть обретет… Хочешь помочь её держать – постарайся удовлетворить или уходи… Что выбираешь?
Вместо ответа Виктор крепче прижал её к себе и шагнул в сторону широкой мягкой тахты.
Алекто лежала на тахте, расслабленно раскинув руки и прикрыв глаза.
– Вы что-нибудь хотите, миледи? – поднявшийся Виктор замер над ней.
– Апельсиновый сок принеси, – она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц и, заметив, что он, кивнув, вышел, вновь сомкнула веки. Приятная нега разлилась по всему телу. Виктор оказался хорошим любовником и постарался доставить ей максимальное удовольствие. Даже с Владом ей не было столь хорошо.
Она внутренне усмехнулась. Давно ей было надо приблизить его к себе, но мешали злость на самоуверенного юнца, осмелившегося вступить с ней противоборство, и собственная гордыня. Её нежелание объясняться и оправдываться перед ним породило взаимную неприязнь и ненависть, разрушить которую она сумела лишь сейчас.
Пришло осознание, как был прав отец, когда говорил, что всему виной её отношение к собственному окружению.
– Прошу, миледи, – вернувшийся Виктор присел на край тахты и протянул ей стакан свежевыжатого сока.
Она приподнялась и, взяв стакан, отпила освежающую жидкость.
– Вам легче, миледи?
– Да, Виктор. Благодарю, – едва заметно кивнула, отметив про себя, что даймон польщено улыбнулся. Прямолинейный и бесхитростный. Только ленивый не сделает из такого своего фанатичного сторонника… До чего же она была слепа и глупа.
Допив сок, вернула ему стакан:
– Я могу тебя попросить?
– Всё, что в моих силах, миледи.
– Ты можешь мне пообещать, что никому не расскажешь то, в чем я вынуждена была тебе признаться?
– Да, миледи, конечно.
– Понимаешь, если Герман или кто из ратников, причем с любой стороны, узнают, что мне присущи и сентиментальность, и жалость, моя жизнь станет совсем невыносимой. Я не могу позволить им этим пользоваться… Поэтому очень тебя прошу: ни при каких обстоятельствах не распускай язык.
– Вы хотите, чтобы никто вообще ни о чём не знал?
– То, что ты стал моим любовником, можешь не скрывать, лишь скажи, что это я жестко заставила, а сам ты от этого не в восторге.
– Почему именно так? – Виктор удивленно приподнял одну бровь.
– Потому что, во-первых, всё так и есть… я вынудила тебя… а во-вторых, и тебе и мне так легче будет.
– Я лучше вообще молчать буду.
– Это тоже вариант, – Алекто улыбнулась и кончиками пальцев коснулась его волос. – А ты хороший любовник. Я в кои веки сумела расслабиться, и даже тварь терзает меньше…
– Вы больше не злитесь на меня? Простили?
– Сейчас – да, но если и дальше продолжишь игры за моей спиной, вряд ли ещё раз прощу.
– Нет, больше не посмею. Я, наконец, понял, какая Вы, миледи. Я полностью на вашей стороне.
– Это радует… – её пальцы заскользили по его щеке, коснулись губ, – у меня ведь кругом враги… даже внутри меня… я совсем одна… Магистры лишь используют… а всех остальных лишь силой держать можно… Ты даже представить не можешь, насколько я одинока…
– Теперь нет, миледи. Вы можете мне доверять, я жизни не пожалею ради Вас… и во всем помогать буду. Клянусь.