– Не солидно, Осман. Надо уметь держать свой член и не думать им, а другой головой,– мужчина слиться, в голосе нотки раздражения.
Веселый диалог, гость хочет зрелищ, хозяин дает ему только хлеб.
Расставляю на стол тарелки, бокалы, мясо, лаваш, овощи. Руки дрожат, ведь Луиза сказала просто оставить и уйти. Какой черт меня дернул сделать сервировку?
Разворачиваюсь, делаю несколько шагов к выходу, между лопаток жжет, кажется, что еще немного и в меня воткнули большой раскаленный металлический кол.
– А ну, стоять.
Задерживаю дыхание, выполняю приказ.
– Повернись.
Это не голос хозяина, это гость, у него характерный восточный акцент.
– Слышишь меня? Повернись,– грубо, требовательно.
Не хочу этого делать, но делаю.
– О, какая милая покорная служанка. У тебя тут все такие Хасан? Дашь мне ее поиграть на ночь?
Делаю глубокий вдох через нос, наконец, поднимая голову и взгляд. Смотрю на молодого мужчину, похож на турка, нос с горбинкой, черная щетина, миндалевидные глаза, крепкий, высокий, на полноватых губах наглая ухмылка.
– Хасан, можно я ее тархну, раз уже никого нет, и ты не разрешаешь шлюх. Она мне направится, а если девственницей окажется, даже заплачу.
Что он несет?
Никто с ним не собирается трахаться за все деньги мира, с меня хватит, я это уже проходила. Мужчина подходит ближе, я бы сделала шаг назад, но это скажет о моем страхе. Я всегда прячусь, забираясь в собственную скорлупу, так нельзя, но я еще слабо умею сопротивляться.
Смотрю теперь в его грудь, чувствую запах мужского тела, передергивает от того, когда он проводит костяшками пальцев по моей щеке, задевая перстнем на среднем пальце.
– Такая нежная кожа, такая покорная девочка. Хочешь пойти с дядей Османом, он тебя не обидит, ну разве что немного. Такие пухлые губки, хочешь почувствовать на них мою сперму?
Мужчина смеется, голос эхом разносится по гостиной, у меня закладывает уши, сжимаю челюсти до боли, медленно перевожу взгляд в сторону.
А меня прошибает током.
Он смотрит.
Тяжело.
Уничтожая взглядом.
Он словно видит меня впервые, и плевать на то, что буде.
Мне некуда бежать и некого просить о помощи и сейчас то, что будет со мной, зависит только от него.
От хозяина.
Во всех смыслах этого слова.
Глава 18
– Я хочу уйти.
Темный коридор, плохо вижу выражение лица Луизы Азизовны, но чувствую ее эмоции, которые как бомба замедленного действия – сейчас только тикает, но скоро рванет.
– Что значит уйти?
– Уйти совсем из этого дома, мне не нужна работа.
До боли сжимаю пальцы, а у самой все нутро выворачивает, практически ломая кости. Я не хочу переживать еще раз эмоционально то, что происходило в гостиной. Двое мужчин, которым все можно, они имеют власть и безграничную вседозволенность. И если бы они что-то захотели со мной сделать, то сделали бы, и никто, никто бы в этом огромном и мрачном доме не пришел на помощь.
– Так ты дашь мне поиграть эту милую девочку, брат?
Пальцы мужчины, который называет хозяина «братом», касаются губ, на инстинктах отворачиваюсь, но он так быстро хватаем меня на волосы, резкая боль, дыхание на коже. Мужчина высокий, приходится встать на носки, не знаю, куда спрятаться от его взгляда. Так смотрят животные, с одной целью – поиграть и разорвать.
– Да ты еще и строптивая? Мне нравятся временами такие, бывает нескучно, особенно делать из них покорных шлюх.
Не могу сказать и слова, все, что бы я сейчас ни сделала, вернется в десятикратном размере, мне не надо предполагать, я знаю это. Но попытку сделать стоит.
– Отпустите, хриплый шепот, спина мокрая от пота, в висках стучит пульс.
– Что ты сказала?
– Отпустите меня, пожалуйста, – стараюсь выровнять дыхание, на секунду прикрываю глаза. – Я не шлюха, я горничная.
– Какая разговорчивая девочка, – вторая рука мужчины прижимает меня к себе, задирает подол платья, ладони скользят по ягодицам, бесцеремонно сжимая их.
Достаточно одного слова хозяина или просто его молчания – и меня сейчас разложат на этом диване, полу или столе, а потом выкинут как использованную вещь. Мозг отказывается воспринимать происходящее всерьез, я посчитала, что мне уже хватит приключений, но нет, все как сговорились, так и хотят меня унизить.
– Отпусти ее.
Голос спокойный, и мое сердце начинает учащенно биться от волнения.
– Что, брат?
– Убери от нее руки. В этом доме никто не будет трахать мой персонал.
Мужчина оборачивается, хватка слабеет, он улыбается, но это больше похоже на оскал хищника, которому не дали разорвать добычу и он подчинился вожаку.
– Так ты сам ее трахаешь, да? Делиться не захотел, ой, Мурат, как некрасиво – гостя не уважить.
О чем вообще он говорит? Как понять «не уважил гостя»? Это, где так принято, что гостям разрешают трахать, кого захотят?
– Не твое дело, ты в моем доме, значит, живешь по его правилам, отойди от девчонки.