Хозяин нависает надо мной огромной скалой, от слез его лицо расплывается перед глазами. Агрессивные толчки, я уже не могу кричать, а он играет, меняя угол проникновения, хрипит, то сводит, то вновь широко разводит мои колени.
Член поршнем скользит по влажному лону, я дала достаточно смазки, кончая, сейчас не так больно, но я с трудом могу привыкнуть к его органу. Это что-то на грани агонии и полного помешательства.
Толчок.
Еще.
Еще.
Сильнее.
Глубже.
Мои кожа и волосы мокрые, я вижу, как он смотрит на соединение наших тел, как по его вискам стекает пот, как напряжена каждая мышца. Моя боль сливается с удовольствием, шлепок по бедрам, мой сдавленный крик. Снова знакомые ощущения, моя рука сама сжимает грудь, член внутри меня становится больше.
Но хозяин резко останавливается, покидает меня, кончая на живот, выплескивая на меня свое семя. Замираю, боясь пошевелиться, меня все еще колотит мелкой дрожью.
– Сука, тварь, – он сплевывает туда, куда только что кончил, словно совершил что-то постыдное, втаптывая меня еще больше в грязь.
Отстраняется, натягивает брюки, несколько долгих секунд смотрит, вытираю слезы, кусаю губы.
– Чтоб побрила все между ног, завтра же.
Ничего больше не говорит, уходит, хлопая дверью. Дрожащими руками трогаю себя, там всё влажно, мокро, подношу пальцы к глазам, крови нет. Давлю надвигающуюся истерику, ложусь на бок, поджав к груди ноги, теперь трясет от холода и безысходности.
Я все еще чувствую отголоски того чудовищного удовольствия, которое испытала с этим мужчиной. Самой мерзко и противно от этого, хочется смыть с себя все, что он оставил, и кричать, только от ненависти, но силы меня покинули окончательно.
Проваливаюсь в бессознательный сон, словно падая в омут презрения и порока в глазах моего хозяина.
Глава 20 Хасанов
– Тварь! Сука, ебаная тварь!
Не считаю удары, даже не чувствую боли, в моих венах густая обжигающая лава боли, страсти и ненависти.
Удар, еще один, еще.
Не хочу ничего чувствовать.
По подвальному помещению идет эхо, под потолком на цепи скрипит тяжелая боксерская груша. Останавливаюсь, обняв ее одной рукой, упираюсь лбом в прохладную кожаную поверхность, прикрываю глаза.
Вижу яркими вспышками, пронзающими мозг, обнаженную девушку на узкой кровати.
Она кончает на моих пальцах, сжимая изнутри мышцами, орошая влагой. Идеальное тело билось в конвульсиях оргазма, а я подобно дикому голодному зверю, не в состоянии совладать с собственными инстинктами не мог остановиться.
Не мог не взять.
Зашел узнать, какого хрена она делает в моем доме, и кто ее прислал. Сам залип на ее глазах. Зеленые, ядовитые, в них испуг, настоящий животный страх, но не покорность. Говорила, чтоб ушел, глупая какая, она вообще понимает, кому такое говорит?
Сорвался.
Первый раз за десять лет, в день, который каждый год выворачивает наизнанку. В день, когда не могу, но должен быть один, погруженный в черноту воспоминаний.
Второй раз и снова с ней.
До ломоты сжимаю челюсти.
Из груди хрип.
Удар. Второй. Третий.
Она кончала в судорогах, влажная кожа, волосы прилипли к лицу, приоткрытые искусанные губы, торчащие соски, а в зеленых глазах пелена слез.
А я не надел гондон.
Впервые за десять лет изменил сам себе, изменил своей памяти, изменил ей. Той, которой давно нет, а я жив. Жив в насмешку, в наказание за все грехи, которых я совершил еще больше.
Остановился, сердце выламывает грудную клетку, хочется сдохнуть, давно хочется, но все не забирают они меня к себе.
Слизал с костяшек кровь, кожа треснула, на языке металлический привкус, а внутри меня кислота, она разъедает изнутри уже долгими годами. Привык к этой боли, сжился с ней, она как родная.
Я наказал всех, даже больше, утопил тот город в крови. Все, кто знал, кто был причастен к тому событию, рыли себе могилы сами, долго захлебывались собственной кровью, вымаливая прощение, а потом жрали ту землю, чтоб сдохнуть быстрее.
Но как бы я ни старался, сына с женой не вернуть.
Они были на небесах.
Ангелочки дьявола, который уже давно потерял веру.
Начинаю задыхаться, словно в грудь воткнули кол и медленно его проворачивают. Вновь с ревом срываюсь в удары, не чувствуя физической боли, только то, как корчится внутри моя душа.
Значит, она еще есть.
Я помню, как плакал на их могиле, помню, как прощался, уезжая, покидая город, который был родным. В этих краях я своем другой, я «хозяин» всего и всех, подо мной трудный рынок сбыта и невероятно сложный трафик первоклассной дури.
Я – Хозяин.
Я – Хасан.
При упоминании моего имени жди беды, при моем появлении не жди ничего хорошего. Я был собран все эти годы, ни чувств, ни эмоций, во мне не осталось ничего от меня прежнего.
Что случилось сейчас?
Я повелся на красивые титьки и смазливую мордашку?
Да не бывать такому никогда!
Шлюхам место в борделе. И она не исключение. Продалась раз, продастся снова. А то что было лишь помешательство, нервы сдали, ошибка.
Узнал ее сразу, как зашла в комнату. Опущенная голова, черное платье до колен, белые кеды, на волосах повязка. Тонкие пальцы сжимали поднос с едой, прямая спина, отчетливо выпирающая грудь.