Меня, как парализовало, не могу отвести от него глаз, а в них пелена, моргнула, что-то горячее потекло по щекам, это слезы. Они текут, не переставая, на подбородок, шею, капая на грудь. У хозяина тяжелый взгляд, но поза расслаблена, между крупных пальцев сигарета, он делает затяжку, втягивая щеки, смотрит на меня, перебирая в другой руке изумрудные четки.
Гость, кажется, теряет ко мне интерес, разваливается на диване, но взгляд недобрый. У избалованного ребенка отобрали игрушку, которую он хотел сломать, вот о чем он говорит.
– Можешь идти.
Несколько секунд не двигаюсь с места, а потом выхожу на ватных ногах, быстро иду в крыло прислуги, у кухни прислонившись к стене, сползаю на пол. Пытаюсь отдышаться, чувствуя, как меня накрывает истерика, как легкие начинают гореть огнем, и из груди вырываются всхлипы.
Зажимаю рот ладонью, осознаю тот ужас в который я попала добровольно. Домогательства Захира и соседа Гены цветочки в сравнении с поведением этого мужчины.
А если бы он разрешил?
Только один вопрос сейчас повтором крутится в голове.
Разрешил «дорогому гостю» попользоваться его прислугой и удовлетворить свой сексуальный голод?
Ведь он назвал меня дешевкой – там, в отеле, я помню презрение в его глазах и каждое слово, что мужчина сказал уходя.
Зачем он заступился?
Зачем остановил Османа?
– Что с тобой? Почему ты здесь?
Луиза Азизовна, как всегда, возникает ниоткуда, вытираю слезы, поднимаюсь.
– Я хочу уйти.
Решение пришло само собой, единственно правильное и логичное. Я все понимаю, есть люди и обстоятельства, что сильнее нас, но быть окончательно добитой, поломанной я не хочу. Есть немного денег на билет, на хостел, найду работу, все как-то наладится.
– Что ты хочешь?
– Уйти из этого дома, больше не работать на вас, считайте, я не прошла испытательный срок.
– А ты решила, что сюда так легко прийти и уйти? Что это проходной двор, и ты можешь воротить носом? Недавно просила оставить тебя, мол, нужна работа, а нам необходим работник.
– Да, все верно, но обстоятельства поменялись.
Луиза очень тяжелый человек, непрошибаемая и несгибаемая, мне бы ее характер.
– Если ты перед каждой трудностью будешь пасовать, так и останешься жалкой и никчемной.
– Я не такая.
– Именно такая! – голос разносится эхом по коридору, я вздрагиваю. – Ты сейчас засунешь свои сомнения обратно туда, где ты их нашла, и отработаешь сезон, как и планировалось. Здесь не получится жить по своим прихотям. Три месяца – и ты свободна, с хорошей рекомендацией и приличным заработком, тебя не для того впустили в этот дом.
Последние слова заставили замолчать.
Впустили? Кто впустил?
– Не понимаю.
– Тебе не нужно ничего понимать, ты должна работать, молчать и не задавать глупых вопросов. Здесь любят дисциплину.
Да, а еще трахать прислугу, чуть не вырвалось из меня.
– Иди к себе, я сама уберу за хозяином.
Женщина ничего больше не сказала, развернулась, в тишине были слышны лишь ее шаги и удары моего сердца. Ушла к себе в комнату, не включая свет, села на кровать, огней за окном было уже меньше, а вот слова экономки насторожили.
Получается, что я не случайно попала в этот дом, что все это чья-то игра – и соседка тетя Люба с подружкой и ее сломанной ногой, и телефон, по которому она заставила меня позвонить как можно быстрее. Нет, не может быть, да кому это надо?
Всего пять дней я прожила в относительном спокойствии, а с приездом хозяина вновь началось черт-те что. Можно сказать «спасибо» Мурату Руслановичу за то, что не отдал гостю меня в качестве комплимента на ужин, но это говорить еще рано, кто знает, что у него на уме.
Можно, конечно, под каким-то предлогом напроситься в город, но паспорт и телефон у Азизовны. Бежать самой глупо без документов еще глупее, остается работать и не попадаться на глаза хозяину.
Но я боюсь его до дрожи, до ледяного пота по спине, руки все еще трясутся и пальцы холодные. Ушла в ванную, долго держала их под горячей водой, потом разделась и зашла в душ. Мышцы расслаблялись, усталость давила на плечи, села на дно душевой, меня обволакивал пар, прикрыла глаза, тело становилось невесомым, я, кажется, задремала после перенесенного стресса и нервов.
Я даже видела сон, странный такой. Была зима, шел сильный снег, ноги утопали в высоких сугробах, а я убегала, карабкаясь по нему, разгребая руками, не чувствуя холода. Был слышен собачий лай, на мне мужская куртка, а внутри страх, ядом пропитывающий сознание.
Очнулась как от удара.
Открыла глаза, пар рассеялся, дверь душевой была открыта.
Меня и мужчину, стоявшего за ней, разделяли лишь потоки воды, я зажалась в угол, но от его взгляда некуда было спрятаться.
Глава 19
Мужчина смотрит исподлобья, взгляд недобрый, на скулах играют желваки. Он чем-то недоволен, словно само мое присутствие рядом ему неприятно.
– Что ты здесь делаешь?
Он это о душевой или вообще?
– Греюсь, холодно.
Отвечаю, но прикусываю губу, я нарушаю первое правило – «молчание», но он сам ко мне обратился.
– Что ты делаешь в моем доме?
Боюсь встать, нас все еще разделяют потоки воды и пар, он оседает на лицо и кожу мелкими каплями.