Прижимаю к себе, маленькая, хрупкая, кладу ладонь на затылок успокаивая. Мое сердце пропускает удары, Лиана вздрагивает, Равиль кому-то звонит. А мне плевать на Османа, тронь он ее, сам бы убил.
Глава 33
– Пей.
– Что… что это?
– Пей, сказал.
– Нет.
Мурат насильно вливает в меня алкоголь, крепкий, обжигающий язык и гортань, но я выплевываю его обратно, пачкаю покрывало, вытираю губы. Мужчина смотрит строго, убирает бокал.
Мы в какой-то квартире, темные стены, зашторенные окна, просторная гостиная, немного мебели. Хасанов уходит, оставляя меня одну, поджимаю ноги, ложусь на бок, смотрю в одну точку.
Все еще кажется, что пахнет травой, ее горечь на губах, я не сразу поняла, что это запах дури. Осман много говорил, смеялся, выпивал, периодически ложась рядом со мной, но какое-то время не трогал. Наслаждался властью, играл, как кот с мышкой.
– Развяжи меня.
– Ты этого хочешь? Да?
– Да.
– Скажи, что ты хочешь меня и сделаешь все, что я скажу.
– Я сделаю.
Понимала, что нужно его как-то отвлечь, как-то оттянуть время и освободиться. Но он был абсолютно непредсказуем, а после алкоголя и порошка стал еще хуже. Думала, что изнасилует меня сразу, как очнусь, но Османа отвлеки, кто-то позвонил, он долго разговаривал по-турецки, не могла разобрать ни слова. Потом телефон звонил еще несколько раз, он то отвечал, то нет.
Кисти выворачивало от попыток освободиться, это был гостиничный номер, все стандартно, но дорого, рядом тумбочка, на ней большая пепельница с упаковками презервативов. Сглотнула, страх липкой волной прошелся по телу.
– Ты будешь покорной и послушной?
– Да.
– Ты думаешь, я поверю шлюхе? Вас можно только трахать, жестко, наказывая, чтоб знали, на кого молиться. На меня, да, только на меня.
Его настроение менялось каждую секунду, вот Осман только что гладил мое лицо, а следом замах, звонкая пощечина, мою голову откидывает в сторону, привкус крови во рту. Начинает мутить и тошнить.
Меня никто не спасет, никому я, в сущности, не нужна. Равиль решит, что я сбежала, доложит хозяину, не думаю, что будут искать.
Осман сделает со мной все, что захочет, надругается, вытрет ноги, выкинет. Не знаю, как смогу после этого жить, и будет ли жив мой ребенок. Не хочу. Не позволю причинить ему боль.
– Развяжи, пожалуйста, я все сделаю все, что прикажешь. Буду очень послушной, очень, все сделаю, развяжи, неудобно, – унижалась, глотая слезы, самой противно, но иного пути не видела, пока у меня были связаны руки.
Осман улыбнулся, сдавил щеки пальцами, склонился, слизал языком кровь с губы, глаза блестят, повел второй рукой ниже, сжимая грудь, одним движением сорвал белье. Не слышу собственных слов, как прошу, умоляю его, а руки уже немеют.
– Развяжи.
– Покажешь, как тебе трахает Хасан, да? Как он это делает, в жопу тебя ебет? Хочу твою задницу, узкая, наверное, еще, да, не разъебанная? Хочу похоронить в ней свой член, чтоб орала подо мной.
Он уже сорвал с меня трусики, руки шарили по телу, а мне хотелось выть от отчаянья. Осман поднимается на колени, спускает джинсы, вынимая член, тянется, чувствую, как освобождаются запястья, но мужчина давит массой своего тела.
Я сопротивлялась как могла, брыкалась, вырывалась, хоть и обещала быть покорной. Лягнула ногой в пах, Осман не ожидал, больно схватил за волосы, другой рукой нанося удары, но хорошо, что не такие сильные. Еще раз лягнула, закричала.
Дернулась в сторону, что было дальше, помню плохо. В руках тяжелый хрусталь пепельницы, обмякшее тело мужчины, хрипы. А я слышу лишь свое дыхание, слёзы, холод.
– Лиана. Лиана, посмотри на меня. Посмотри!
Я снова в незнакомом помещении, на диване, голая, завернутая в покрывало из гостиницы. Голос Мурата, он опускается на корточки рядом, я так рада его видеть, может быть, в последний раз. Он красивый, как мужчина красивый, оброс, борода, на голове ежик, темные брови сведены, между ними глубокая морщина. Хочу дотянуться рукой, погладить, почувствовать пальцами щетину.
– Меня посадят? Я убила его?
Он молчит, уже не просит пересказать, что случилось, я сделала это два раза в машине, пока ехали из того места. Равиль расспрашивал, как и что случилось, Хасанов сидел рядом, но на меня смотрел редко.
Ему теперь противно и трогать меня хоть ничего и не было, но он может мне и не поверить. Мурат так часто задавал вопрос, тронул ли Осман меня или нет. Конечно, противно, сначала он купил мою девственность, потом я позволяла собой пользоваться, отдавалась, влюбилась.
Влюбилась. Да, вот верное определение, до боли.
Всегда считала, что любовь – это светлое чувство, оказывается, нет. В моем случае она темная, колкая, едкая, пропитала насквозь гневом, добралась так глубоко, как шипы тех самых роз у дома, ранит сердце. А я и рада каждый раз его подставлять, вонзая их с улыбкой, прося еще.
Неправильно все это.
Но это все так.
– Тебе надо согреться, прими душ и успокойся, потом поговорим.
– Со мной все в порядке.
– Ты не слышишь меня? – Хасанов повышает голос, медленно поворачиваюсь в его сторону, кажется, что сейчас сорвусь.
– Зачем я тебе?
Не понимает, смотрит строго.