— Да еще и поп! — уже не таясь, заржал Дый.
Картавый голосок смущенно примолк, потом, видимо, оправившись от полученной информации, вновь заговорил:
— Вст`ечались, вст`ечались мне поядочные священники, более того, скажу я вам, настоящие бойцы за дело `еволюции, четко осознающие инте`есы угнетенных классов и всецело сочувствующие их бойбе.
— Ага, а остальных ты вешал, — буркнул Дый, больше не скрывая презрения к
собеседнику.
«Все-таки, какой он хам», — подумал Варнава, преисполняясь сочувствием к унижаемому невидимке.
— В тот период а`хиважным было проявить `еволюционную твёйдость, — заявил голос, при этом униженности в нем уже не слышалось. Напротив — напор и даже дальний отголосок какой-то зловещей силы. — Сегодня ситуация изменилась, — вновь жалобно обмяк.
— Ага, вчера было рано, завтра будет поздно, — пробормотал Дый.
— Именно, това`ищ Дый, — с вновь пробудившимся энтузиазмом подхватил голос. — И вся надежда теперь на…эээ… коллег вашего зятя. Вы, кстати, не по моему делу его пьивели?
— Нет, Вован, ты уж прости. Просто гуляем. А делом твоим займусь, не сомневайся. Скоро уже…
— Ну, надеюсь и жду. П`остите, това`ищи, мне полянку докосить надо, а потом п`исяду на чу`бачок, паочку `абот напишу.
— Пока-пока, Вован. Пиши на благо трудящихся Шамбалы и ее окрестностей, пейсатель хренов, — небрежно бросил Дый, двигаясь дальше.
— Жалкий тип, — проговорил он, когда они уже достаточно удалились от полянки. — Продлил я его, да слишком рьяно за ним перед смертью присматривали, чтобы можно было вытащить незаметно. Короче, помер в самый момент продления, музыка еще не замолкла. Полный абзац: в кресле — мертвое физическое тело, астральное в панике вокруг шныряет, обалделый повар, который ему завтрак принес, столбом стоит, а я ничего сделать не могу. Ну, забрал его астрал, куда деваться, а физику в Стволе в мавзолей положили. Думали сначала закопать, как обычно, а потом глядят — не гниет. Естественно, как же тело Продленного гнить может, хоть его астрал и где-то на стороне болтается… Теперь ни то, ни се — пользы мне от призрака ноль, тело в сохранности, но в Стволе. Из мавзолея, правда, убрали, но поместили в спецхран, где оно до самой Кроны киснет. И не добраться теперь до него — в секторах, где он должен быть живой, естественно, только зомби бездушный остался. А за мумией следят постоянно — охрана там, ученые. Лежала бы в могиле, я бы ее мигом вытащил, да подложил бы искусственного кадавра, чтобы полный ажур. А так — опасно больно. Ума не приложу, что с ним теперь делать.
— Зачем же ты его вообще сюда притащил?
— Махатма, блин, подлинный и отпетый. Здесь ему место — имеет потенцию быть полезным для моих планов — офигенной силы мозги, злобная душонка и полное отсутствие всей и всяческой совести. Я его друзьям через того художника даже земельки на могилу прислал, с намеком, чтобы закопали, так нет же…
— Так тебе ж что Ствол, что Ветви, везде лазаешь…
— Не скажи, братец, одно дело что-нибудь в Ствол незаметно подкинуть, а другое — спереть то, что там прочно лежало. Ветвь мигом стрельнет, с носом останешься… Он, мучается, конечно, надеется, я ему все обещаю, да ничего поделать нельзя. Так, видно, и будет полянку косить, ибо тут же во Тьму провалится, если Шамбалу без тела покинет. Или в Крону затянет, а там ему мало не покажется…
— А что там со священниками?
— Да вдолбил в голову, что, если в Стволе с его бренным телом по всем правилам попрощаются, ни Тьма, ни Крона ему не грозят. Суеверен, собака…
Они шли по лесам и полянам, пересекали поля. Пшеница достигала удивительной высоты, колосья еле держали тяжесть ядреных зерен. Уродливые, покрытые красноватой шерстью йети при виде их оставляли работу, отворачивались, скорчившись, падали на землю и прятали головы под лапы, оставаясь в таком положении до тех пор, пока Дый с гостем не проследуют мимо. А они шли дальше, мимо вычурных домиков, перед которыми стояли жильцы — люди всех рас и эпох всех Ветвей, какие-то и вовсе на людей не похожие. Подобострастие их по отношению к Дыю было безмерным, что явно доставляло тому удовольствие. Варнаву же эти бесконечные склоненные спины, подъятые зады и льстивые слова утомляли безумно.
— Что-то заскучал ты, сладенький, — заметил наконец его неудовольствие Дый. — Неужто не впечатляет?
— Нет, — сердито бросил Варнава.
— Ну что же, о вкусах не спорят, — притворно вздохнул старый див. — Я, вообще-то, хотел просто показать, что ничего инфернального у меня тут нет, напротив, сплошное благорастворение воздухов… Но если ты уже насмотрелся, можно перейти к главной части программы. На островке она у меня…