Хаммонд уже поставил носок сапога в стремя, готовясь вскочить в седло, но передумал и вернулся к тому месту, где лежали Регина и Бенони, и надолго застыл, глядя на них. Потом он подошел к покачивающемуся на ветерке трупу Нерона. Опять почувствовав тошноту, он сделал над собой усилие, чтобы не опозориться вторично. Теперь он понимал, почему так настаивал на приобретении Джубала: Регина, Бенони и Нерон символизировали смерть, а Джубал — торжество жизни. Благодаря ему в Фалконхерсте прибавится самцов и самок. Хаммонд никогда не возвращался домой с пустыми руками — таково было его правило. Даже продав в Новом Орлеане очередную связку рабов, он обязательно привозил домой других. Сегодня он лишился сразу троих, однако то, что он нашел кого-то им на замену, ослабляло чувство утраты. Он вернулся к коню, помахал рукой новым знакомым, запрыгнул в седло и поскакал через брод к дороге, ни разу не обернувшись.
Зато Драмжер обернулся, когда Олли стегнул коней и пустил их рысью. Негры уже копали могилы, а длинное тело Нерона по-прежнему покачивалось на весу. Стоун полез на дерево, чтобы обрезать веревку. Драмжер взглянул на плачущего Джубала.
— Тебе обязательно понравится в Фалконхерсте, парень. Если масса Хаммонд позволит, можешь лечь спать рядом со мной. Тебе будет не так одиноко.
Джубал поднял заплаканное лицо и попробовал улыбнуться.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Драм Мейджор. Но все называют меня «Драмжер».
— Смешное имя! Но ты мне нравишься, Драмжер. Мы подружимся.
— Да, Джубал, конечно, подружимся.
10
Несмотря на незапланированные потери времени, намеченное прибытие в Новый Орлеан никак нельзя было откладывать. Продажа рабов из Фалконхерста была шумно разрекламирована по всему рабовладельческому Югу. Многочисленных покупателей было немыслимо заставлять ждать.
В этом году, ввиду запаздывания с подготовкой, Хаммонд решил опробовать новое средство доставки партии рабов из Фалконхерста в Новый Орлеан — по железной дороге. Прежде семья выезжала в сияющей четырехместной коляске впереди длинного каравана из фургонов, где тряслись женщины, за которыми плелись пешие мужчины. Однако такое путешествие оказывалось слишком продолжительным, и Хаммонд, на счету которого было уже несколько таких вояжей, всегда испытывал беспокойство по поводу ночлега. Если свое гостеприимство предлагал кто-нибудь из зажиточных плантаторов, рабов можно было накормить и уложить спать в специальных помещениях, но иногда приходилось останавливаться в тавернах, что было сопряжено с дурным размещением рабов. В хорошую погоду они могли ночевать и в поле, но в ненастье Хаммонд не позволял им оставаться под открытым небом. Он вложил слишком много денег и труда в их выращивание, чтобы подвергать опасности воспаления легких. Переход занимал неделю, а то и больше, так как приходилось приноравливаться к скорости пешего каравана. К месту все прибывали уставшими, и рабы на протяжении нескольких дней набирали форму в бараке, отъедаясь и восстанавливая силы.
Другие работорговцы отдавали предпочтение железной дороге. В этом году Хаммонд решил последовать их примеру. Он провел переговоры в Вестминстере и добился отдельного состава до самого Нового Орлеана, без пересадки в Мобиле.
Выход из Фалконхерста был назначен на вечерний, сразу после ужина, час. Утром, после ночного перехода в Вестминстер, предстояла погрузка в вагоны. Накануне выхода на плантации царила радостная атмосфера. Конечно, кое-кто из молодых людей, а тем более женщины страшились разлуки с привычной обстановкой, в которой они родились и выросли, однако с раннего детства их учили относиться к этому событию как к поворотному пункту в жизни, поэтому никто, несмотря на переживания, не согласился бы остаться в Фалконхерсте. Ведь им предстояло нечто вроде торжественной церемонии по выпуску в свет. Их ждал выход в большой мир, открывавшийся в награду за прежние достижения. Занять место в караване мог только достойный. Порченые, негодные, увечные, уродливые заранее отбраковывались и сбывались странствующим работорговцам. В Новый Орлеан отправлялись только сливки плантации: силачи-красавцы и красавицы, доказавшие выдающуюся плодовитость. Будущее рисовалось им в радужных красках: любой паренек мечтал об участи племенного жеребца на большой плантации, любая девушка — о заманчивой роли племенной кобылы. Они знали, что, будучи рабами из Фалконхерста, представляют собой аристократию среди слуг Юга. Гордость, нетерпение познакомиться с большим городом, виды на будущее — все это делало их сговорчивыми и послушными.
Предводителем процессии был Хаммонд: он еще в Фалконхерсте выехал вперед. За ним следовал Аякс, правивший лучезарной коляской, в которой сидели Августа, Софи и дети. Дальше ехал рессорный фургон, доверху нагруженный багажом, и длинная вереница фургонов с женщинами. Сзади шли колонной по четыре человека мужчины; замыкал караван Брут. Драмжер и Джубал в качестве домашних слуг ехали на запятках коляски, на лакейских местах.