Да, спасибо, – вежливо ответила та. Она сидела, сложив руки на колени и переводя скучающий взгляд с одного предмета обстановки на другой. Ни на чём долго не задерживаясь, она бессмысленно рассматривала гостиную и не следила за разговором. Добавить ничего нужного она не могла, поэтому, больше не вмешиваясь, женщина занималась любимым делом. То есть ничем.
Тогда возьми из правого нижнего ящика лист бумаги, – Танила кивнула на небольшой комод у окна, – карандаш и перечисли все вещи, что вы поднимали за последние тридцать лет.
Все?!
Дослушай сначала. Только те, где были перья, птицы, глаза, лапки, раковины, звёзды и знаки моря.
Любые птицы, или только морские? – Феличе склонила голову на бок, так что волнистые пряди закрыли половину лица. Ни любопытства, ни интереса, ни возмущения не было в её взгляде. Пустой и стеклянный, как у куклы. – Знаки обычные, или чужие?
Любые. Пусть охват будет широким! И если вспомнишь, то перечисли, кому и когда вы продали, подарили или подкинули каждую вещь, – Танила ненадолго прикрыла глаза, вспоминая что-то, а потом добавила. – И, если снова «нырнёшь» слишком глубоко, я вытащу тебя не нежно, как Энцо, а в присущей мне манере – оплеухой. Ты поняла? – Фели только кивнула.
Часа полтора она старательно записывала всё, что могла вспомнить. Круглые буквы, крупные и чрезмерно аккуратные, как у старательной младшеклассницы, покрывали листы с обеих сторон. Феличе пыталась писать быстро, но то и дело замирала, перечёркивала несколько строк и начинала выводить буквы заново. Всё это время Танила молча сидела рядом с ней и вязала, еле слышно звеня спицами. Сдвинутые на кончик носа очки время от времени ловили отблески свечей, на миг заливаясь полностью золотистым светом. Большой клубок пушистой пряжи фиалкового цвета подскакивал на полу, когда она подтягивала нитку, и постоянно пытался подкатиться к Бо. Словно мелкий зверёк, подкрадывающийся и торопливо убегающий назад. Сидевший на полу у стены мужчина следил за ними обеими, изредка отпихивал от себя клубок и кривился. Ему явно не нравились действия Танилы, но комментировать их, или критиковать, он не собирался. Она была хозяйкой дома и помогала им, вмешиваться в её дела было грубостью. И глупостью. Тем более, что под едва уловимые звуки вязания, Феличе наконец удалось достичь необходимой концентрации. Она не отвлекалась, не болтала, не пыталась порвать записи, раздражённая долгой работой. Она вспоминала, не ныряя на дно своей памяти и не прячась там, а извлекала нужное, очищала и переносила на лист бумаги. Наконец Феличе закончила, бегло проверила записи и протянула листы Таниле. Пришлось ждать, пока она не довяжет ряд.
Ну-ка… Ого! Вы и это подняли? А это… Кстати, перламутровую шкатулку давно подменили и продали куда-то в Азию. Столовый набор с воронами преподнесён в дар английским послам и сейчас он в Вестминстере. Знаешь же, у них там особое отношение к этим птичкам. Брошь, серьги… Так, вот эти – польские орлы с рубинами. Ты точно потеряла их?
Да, – Феличе, сонно поморгав, кивнула. – Я плавала и их с меня смыло.
Значит, всё в порядке. Что в море пропало, то к людям не попало… – Танила усмехнулась, обнажая зубы. – Бычок, зажги свет. Свечки вещь приятная, но не для моего старого зрения. И не задень паука над зеркалом!
Ты говорила что-то про зрение?
Не дерзи, милый. В этой дыре, заполненной обленившимися аборигенами и пресытившимися туристами, я совсем испортила свой характер. Хотя, это всяко лучше, чем прыгать вслед за Энцо по прибрежным камням, любуясь рассадой! – она сердито фыркнула, отложила прочитанные листы и посмотрела на мужчину, сдвигая очки на полагающееся им место. За линзами глаза Танилы казались ещё более уставшими, чем когда они встретились несколько часов назад. – У него совершенно испорченное представление о том, где и как стоит проводить время с женщиной. Тысячу раз говорила ему – бетонный карцер в старой тюрьме лучше беснующегося соляного концентрата, на который ты смотришь с таким восторгом.
Там, где море, там нет людей, – медленно, подбирая слова, произнесла Феличе. Она сжимала в ладонях полы своего халата и с медленно закипающим негодованием смотрела на Танилу. – Он их не любит. Их никто не любит.
Скажи это миллионам недоразвитых, что каждый день едут «поплескаться в тёплой водичке», поджарить свои дряблые телеса и потрахаться под шелест волн и крики чаек.
Они просто его не видят, – с улыбкой прекратил зарождающийся спор Бо. – Никто не видит море.
Почти, – Танила скривилась. – Знаю я пару-тройку восторженных недоделков, которые умеют видеть, но своё умение… за борт вышвыривают!
Недоделков? – обиженно воскликнула Феличе. Округлённые глаза и приоткрытый рот делали её похожей на оглушённую рыбку.
Вышвыривают? – Бо, чуть отстранившись, с настороженным прищуром посмотрел на Танилу. Он её знал. К её словам прислушивался. Танила могла быть резкой, грубой, злой, жестокой, отстранённой, но никогда – несправедливой. И никогда ещё Бо не получал в свой адрес подобных высказываний.