Хозяин острова Эйлин-Мор

На палубе заработала лебедка, стравливая канаты, уходящие за борт. Плеснула вода, принимая макет подводной лодки. Ноэль, Фокс, Гендриксен, Маккуинси, перегнувшись через борт, следили за исчезающей в глубине целью. Только мистер Герберт не принимал участия в этой забаве. Он стоял сзади, заложив руки за спину. Солнце залило золотом стекла его дымчатых очков, скрыв выражение глаз от окружающих, но на губах блуждала снисходительная улыбка.

Глава 50. МакАртур

1903 год.

Мое лицо было слишком суровым и напряженным, когда я протянул руку Лорне. Не с таким лицом джентльмен приглашает леди на танец. Пусть джентльмен – рыбак из маленькой северной деревушки и давно потерял право носить свой капитанский китель, пусть у леди пасть вместо рта, полная акульих клыков, танец не теряет свой древний смысл. Танец – это магическое действо. Моя рука – кинжал жреца, под ней дрожит под тонким шелком сакральная жертва, ноги рисуют магический знак, и каких демонов вызовет этот ритуал, никому не известно.

Лорна вложила изящную кисть, затянутую в белую кружевную перчатку, перешитую под ее руку. С необъяснимо невинным кокетством взглянула она из-под пушистых ресниц и сразу отвела глаза. Я вдруг как наяву увидел зал веселого заведения в Белфасте, визжащих девиц, пьяных моряков, и ее, такую, как сейчас, только еще моложе. Вот она доверчиво кладет свою руку в мозолистую ладонь моего тестя, молодого, но уже крепкого, прямого и надежного, как корабельная сосна. Или все же это моя рука в белой парадной перчатке, тоже перешитой умелыми пальцами Лорны.

Усилием воли я заставил уголки губ приподняться. Вначале через силу, но спустя миг уже в искреннем восхищении. Я тоже помолодел, но она, казалось, начала жизнь сначала. Тонкая паутинка морщинок в уголках глаз – последнее, что осталось от желчной старухи, воровавшей у меня виски. Нижнюю часть лица Лорна прикрыла плотной вуалью, и я в ответ повязал шелковое кашне на манер американских грабителей банков. Оказалось, Лорна, которая получала наслаждение от каждого мига своей новой жизни, как и я тосковала по обычной земной. Это открытие меня обрадовало.

Ее платье, мой китель – все это пошил Мартин в Глазго по нашим меркам. Ни одному портному я бы не посмел показаться на глаза, поэтому китель немного жал в плечах и груди, и все же я был рад надеть форму, схожую с той, в которой я стоял на мостике корабля. Моя безвозвратно сгинула в Мангерсте. Когда военные покинули деревушку, от нее в буквальном смысле камня на камне не осталось. Я мягко обнял талию Лорны, она положила руку мне на плечо. Вступили струнные, и под первый такт вальса я сделал шаг.

* * *

– Румб вправо и тихий ход. Место сброса запомнили, Пирсон? – Фокс снова вскинул бинокль к глазам. Сейчас он досадовал на адмирала за то, что тот отвлекал его разговорами. Море на расстоянии от берега не имеет никаких ориентиров.

– Да, сэр, в точности, – отрапортовал вахтенный офицер. – Я отслеживал каждый маневр относительно маяка. Выведу к месту сброса с точностью в несколько ярдов.

– Хорошо, Пирсон. Рассчитываю на ваш глазомер. В кабельтове от цели лево на борт, и идем по часовой стрелке, сужая круг, пока не выйдем к центру.

Фокс повернулся к инженеру.

– Мистер Гендриксен, рассчитайте промежутки между сбросом бомб так, чтобы последнюю мы могли положить точно в центр. Узнаем, на каком расстоянии от цели она получит фатальное повреждение.

Гендриксен молча покинул мостик. Адмирал с удивлением проводил его взглядом.

– Наш норвежский гений не слишком разговорчив, Ваше Превосходительство, – пояснил Фокс.

– Не беда, – ответил Ноэл, – я не цепляюсь за формальности. Главное, что он знает свое дело. Что касается хода испытаний – весьма разумно, весьма, капитан. – Он обвел взглядом всех собравшихся на мостике офицеров. – Господа! – сказал он торжественно. – Сегодня мы создаем новое направление в тактике ведения войны: противолодочную борьбу. Это исторический момент, помните об этом!

* * *

Я никогда не был в Вене: мои торговые маршруты проходили вдали от Адриатики, да и Адриатическое побережье удалено от столицы. Родину этого вальса я видел на картинах и фотографических карточках. Наверное, только там он мог родиться: вычурный, помпезный и хрупкий – каждым звуком своим чуждый британской натуре, а шотландской – тем более. Мы видим красоту в прямых линиях, простом дереве, массивных камнях, поросших мхом, и не приемлем позолоту. А Лорна сияла. Ее глаза светили ярче маяка, будто сбылась мечта простой ирландской девчонки о нежных шелках, балах и прекрасном принце.