— Дык, я ж иногда тебе дорогу показывал, — спокойно отвечал тот.
— Да, показывал. Еще бы научил, как шест держать, да как править.
Дискуссия длилась недолго. Так и не добившись правды, Веня и Костя теперь уже самостоятельно, без посторонней помощи взобрались на коней и поехали по тропе, куда им указали в сторону Чибижека: натерпелись страху!
Кузя наказал Назару:
— Как только Егор явится, пусть даст знать. Мне он срочно нужен.
— Зачем это? — поинтересовался тот.
— Тятю поминать.
Ответ был весомым. Назар кивнул головой в знак согласия: скажу. На этом распрощались.
В поселке доктор Сотейников осмотрел больных, удивленно покачал головой:
— Кто это, господа, вам перевязки делал? Удивительно хорошо. Просто удивительно! — пожимая ладонями, волновался он. — У вас, молодой человек, ожоги внушительные, но качественная, своевременная помощь сделала свое большое дело. Надо отметить, вам очень повезло, что с вами оказался знающий человек. Стюра? Ах, эта Стюра, всем помогает! — И пошутил: — Наверное, возьму ее санитаркой.
Анна Константиновна молча выслушала рассказ сына о том, как нашли и похоронили Ефима. Потом всю ночь плакала. Утром, а это было воскресение, собрала за стол всех, кто был не на работе. Собралось человек двадцать, в основном, старики. Помянули покойного как положено по православным традициям, хотя со времени трагедии прошло больше года. Мать ни о чем не спрашивала и не укоряла сына, что не вывезли Ефима из тайги, чтобы погрести тело на старательском кладбище. Так хоронили многих мужиков, лишившихся жизни вдали от дома. Хорошо, что нашли тело и предали земле, его не съел зверь или вообще не пропал без вести. Теперь с уверенностью можно было ставить свечи за упокой раба Божьего Собакина Ефима Ивановича, не сомневаясь, что, может, он жив. Также Анна не задавала лишних вопросов: нашли или нет золото? Кабы Кузя принес с собой, показал — тогда да. А на нет так и суда нет!
На второй день поздно вечером из тайги вышла Стюра. Вызвала Кузю в ограду:
— Ты хотел говорить с Егором Бочкаревым? Он тебя ждет.
Кузька не стал тратить драгоценное время. Знал, что в этой ситуации дорог каждый день. Тут же поехал на Каратавку на Поганке, надеясь утром вернуться на работы, чтобы у Заклепина не было лишних вопросов.
Егор его ждал. Встав с чурки, принял уздечку лошади, повел в сторону. Когда отошли на безопасное расстояние в тайгу, чтобы не дай Бог не услышал Назар или еще кто-то, остановился. Доставая трубочку, глухо бросил:
— Говори, чего хотел.
Спешившись, Кузя недолго рассказал ему все, что с ними было, начиная с того места, как посадили инженеров в лодку и заканчивая тем, как их ограбили. В заключение своей речи приглушил голос до едва слышного, почти прислонился Егору в ухо:
— Трехпалого я видел раньше на Крестах. Это Власик.
— Другого я и не предполагал. Вот оно, значит, как вышло. Что ж, медлить нельзя, золото могут увезти в любой день, — задумчиво проговорил Егор. — Надобно мне сейчас идти с тобой на чибижекские прииска, чтоб дать наказ.
— Кому? — полюбопытствовал Кузя.
— Тебе покуда знать не надобно.
Вместе вышли в ночь, к рассвету были на Спасском прииске. Кузька улицей, а Егор за поскотиной через огород, чтобы никто не видел, залезли на сеновал. Катя спросонок едва не спустила на их головы топор, но потом узнала:
— Дядька Егор! Что это вы тут?
— Так, решил на людей посмотреть, да пощипать их души: кто чем дышит. Обо мне молчи, что я тутака, ясно? — И Кузьке: — Сейчас поедешь к Заклепе на работу. Но прежде зайди к Пантелею, отдай вот это, — передал свернутый зеленый платочек. — Пусть сюда огородами придет. Да скажи, пусть колбасы с консервами прихватит, хлеба, сала, потом рассчитаемся. Потом Стюру позови, пусть тоже ко мне шлепает…
— Я уже тутака, — раздался снизу знакомый, будто квохчущая капалуха (глухарка) голос.
Нисколько не удивившись, откуда и когда она тут очутилась, Егор продолжал наказ:
— Днем всяко постарайся попасть на Кресты. Там найдешь станочника Митьку Петрова. Пусть передаст китайцу Ли, чтобы тоже ко мне кого-нибудь из своих прислал. Китайцы тоже пригодятся.
— Как же он его найдет? — удивился Кузя.
— Так и найдет. Золото сворует со станка да ему за спирт понесет, а там и скажет, — недовольно нахмурил брови Егор: — Много вопросов задаешь!
Кузька с Катей молча посмотрели друг на друга: что он задумал?
Вспоминая, что надо еще наказать, покрутил головой:
— А где аньжинеры? В лазарете? Ну и славно, пусть покуда там лечатся. А я у тебя, Кузька, поживу тут на сеновале дней пять. Только никому не говорите, что я тут. Думаю, за это время все решится, — и Кате: — У мамки бражка есть? Что тогда сидишь? Неси в ковшике.
Внизу хлопнула дверь дома Собакиных. На крыльцо вышла Анна. Потянувшись, сходила в огород. Вернувшись, стала разводить огонь в печке в ограде. Услышав ее, к ней вышла Валентина. Подогрев кашу, стали завтракать: скоро на смену.
Дождавшись, когда они уйдут, Кузька спустился с сеновала, быстро перекусил, поехал в контору. Не доезжая, остановился у золотоскупки, постучал в дверь. Пантелей будто его ждал, пустил внутрь: