Хозяин Спиртоносной тропы

— Здорово ночевали! Люди говорят, отца похоронил в тайге?

Ответно приветствовав его, он передал ему платочек. Удивившись этому, Хмырь развернул зеленую тряпицу, на которой были подшиты нитками какие-то известные ему знаки, вмиг переменившись в лице спросил ледяным голосом:

— Где он?

— У меня на сеновале. Зайдешь с огорода, чтоб никто не видел. Да прихвати что-нибудь поесть: колбасы, сала, хлеба.

— Понял! — ответил Захмырин и тут же пошел в кладовку.

Кузя вышел на улицу, привязал Поганку к коновязи, зашел в контору. Несмотря на раннее утро, Заклепин уже на месте, ругается на смотрящих и десятников. Он недолго ждал, пока все разойдутся, зашел к нему в комнату.

— А-а-а, Кузька! — нервно вскочив с табурета, поспешно вышел он из-за стола, протягивая ему руку. — Здорово ночевали! Как дела? Я ж тебе говорил, что еще день можно отдохнуть. Ну, да ладно, правильно, что вышел, работы много. Сегодня надо на два прииска съездить. Потом, к вечеру на Крестовоздвиженку смотаться к Коробкову. — Заскочил назад за стол, обмакивая перо в чернильницу, быстро написал записку, свернул ее, упаковал в конверт: — Вот бумаги. Только после Крестов сразу ко мне на доклад ворочайся. Все понял?

Кузька мотнул головой, сложил все в сумку, вышел на улицу. Усаживаясь на Поганку, косым взглядом заметил, как Заклепа смотрит на него из-за косяка окна. Стараясь быть невозмутимым, не торопясь поехал прочь. А у самого сердце колотится: что там написано?

Оставив кобылу за воротами, махнул Кате рукой. Та за ним следом, залезли на сеновал. Егор встретил их прищуренным взглядом:

— Какие вести?

— Заклепа Коробку послание отправил.

— Читай!

Кузя передал бумажку Кате, та по слогам вслух прочитала содержимое:

— «Здорово ночевали, сват! Как там наше дело? Когда срок? Надо торопиться!»

Кузя и Катя ничего не поняли. Зато Егор усмехнулся:

— Заколготились крысы, нервничают. Значит, и нам надо готовиться.

К чему готовиться, так и не пояснил: всему свое время, скоро все узнаете.

Исполнив два первых поручения, после обеда Кузя поехал на Крестоводвиженский прииск. Не доезжая до тетки Поруньи, оставил Поганку у деда Колова. После прошлогоднего выстрела кобыла так и не шла мимо того дома, где в них бахнули солью. Останавливалась на видимом расстоянии, упираясь ногами в грязь так, что сдернуть с места ее не представлялось возможным. Дед Колов, узнав причину такого страха, махнул рукой:

— Вяжи ее к забору, никуда не денется!

Что Кузя и делал: заматывал уздечку к столбу у ворот, а сам ходил на прииск пешком, благо тут было недалеко.

Пройти мимо родной тетки незаметно удавалось редко. Порунья будто ждала его в лопухах, выныривала в самый неподходящий момент и, перебирая в памяти все, что накопилось за неделю и больше, выкладывала ему «со своего кедра, где шишки были только ее, и ничьи другие». Изнывая от потока информации, Кузя однажды пришел к выводу, что категория этих людей, к которым вместе с родной теткой обязательно относился Мишка Могилев, должны работать в дальнем забое в горе, хоть какой-то от них толк будет: от их болтовни камни сами будут отваливаться.

Сегодня пройти незаметным также не представилось возможным. Едва он достиг тех ненавистных лопухов, будто из колодца, вынырнула лохматая голова тетки Поруньи с радостной улыбкой на рябом лице. Затащив его за рукав сначала в ограду, а потом в дом за стол, подала полбанки американской ветчины, кусок хлеба и смородиновый чай. Сама с неразделенным чувством наслаждения села напротив и начала свой рассказ: кто с кем гулял, у кого картошка лучше, а у кого хуже, кто ставит бражку в логушке, а кто в ведре и так далее.

Уплетая ветчину, Кузька молча кивал головой, соглашаясь с Поруньей во всем, даже если она была не права. Сам соображал: откуда у тетки ветчина, если это большая редкость, и вот уже два года на прииски ее вовсе не завозили? Ходили слухи, что где-то там, далеко-далеко в море затонул пароход с американскими продуктами. Для Кузьки море и пароход все равно что бревно в разрезе, потому что он не видел ни того, ни другого. Но ветчина — дело другое, вкусная, сытная и ее всегда достаточно, потому что железная банка была объемом в один литр, и одному хватало наесться до притупления мозгов. Последний раз он ел ее года три назад, когда еще живой отец после расчета принес домой полный ящик. Ответ напрашивался сам собой. Кузя помнил урядника Михаила Раскатова, который иногда заглядывает к тетке Порунье на огонек, поэтому спросил:

— А что, тетушка? Ветчину-то вам Михаил Иванович Раскатов преподнес?

Та изобразила на лице такую гримасу, будто в горле застряла пареная репа размером с кулак. Через некоторое время, справившись с чувствами, тихо молвила:

— Откель знаешь?

— Как не знать? Мы с Раскатовым давно знакомы по личным делам. Да успокойтесь вы, тетушка. Ничего он мне секретного не выдавал. Говорил только, что был раз, когда вы у Свиридихи внучку крестили.

— А-а-а! — облегченно вздохнула тетка Порунья. — Так это давно было, прошлый год. А боле я его не видела, ветчина-то с того лета осталась еще.