Хозяин таёжного неба

Лохматые псы (помесь гоблинских волкодавов с северотаёжными лайками) приветливо кинулись ему навстречу. Осторожно потрепав их по пушистым загривкам, он вышел за ворота, огляделся и двинулся вниз по широкой, ухабистой улице. Горелая Кеча, в которой кроме названия не наблюдалось абсолютно ничего горелого, разительно отличалась от всех ранее виденных Степаном деревень. Один раз взглянешь — на всю жизнь запомнишь, как живут гоблины. Приземистые, словно вросшие в землю избы с широкими тесовыми крышами, стояли не в ряд, а по два, по три, а то и по четыре дома зараз, потому как выросшие дети предпочитали строиться рядом с родительским домом, если место позволяло. А в тайге места — на любую семью достанет и ещё в сто раз более останется. Тяжёлые ставни на узких окнах гоблины делали откидывающимися почему-то не вбок, а вниз. У редкого дома эти окна были забраны слюдяными пластинами. Высоких заборов вообще не видно, плетни между соседями стоят чисто символические, зато на задах возвышается настоящая стена для защиты от непрошеных гостей. Оно и понятно: тайга-то, вот она, а в ней и медведи, и волки, и лисы с росомахами.

Совершенно безлюдная в этот час улица вывела Степана на крутой обрыв, под которым неторопливо струила свои воды Нижняя Окаянь. Обычная речка, ничем не отличающаяся от других таёжных рек. Лежали на берегу перевёрнутые вверх дном узкие лодки, сушились распятые на кольях сети. На другом берегу пастух гонял отбившуюся от стада корову. Женщины, подобрав подолы, полоскали на мостках бельё. Солнечные лучи тысячами бликов плясали на мелких волнах. Стремительными росчерками мелькали ласточки-береговушки. Пахло навозом и свежескошенной травой. Несуетливая таёжная жизнь — немного непонятная, слегка странная, жизнь, стать частью которой Стёпке не захотелось бы, наверное, даже в самом страшном сне. Нет, ничего такого пугающего в ней, конечно, не было. Просто… Ну, не для него это, совсем не для него. Жить в таёжной глуши, без телевизора, без компьютера с интернетом, без книг… С ума, наверное, можно сойти от тоски.

И тут некая нехорошая догадка посетила вдруг Степана, и он замер на какое-то время, пытаясь понять, может ли эта догадка оказаться верной. Если Серафиан соврал ему насчёт пребывания Ваньки у элль-фингов, если он вообще не гнушается обманывать доверившихся ему подростков, то где гарантия, что он не соврал и про непременное возвращение домой? Как он тогда сказал — вернётесь в тот же самый миг? Да хоть бы и не в тот же самый — лишь бы точно знать, что вернёшься! Нет, надо поскорее лететь в Летописный замок, потому что слишком много вопросов накопилось к этому приятному на вид, но, как выяснилось, не слишком правдивому чародею. И что прикажете делать, если окажется, что попасть домой им не суждено? Даже и думать о таком не хочется…

За спиной послышались приближающиеся ребячьи голоса. Стёпка оглянулся. Пыля по улице босыми ногами, к нему приближалась шумная компания из восьми или девяти мальчишек. Они оживлённо переговаривались, смеялись, размахивали руками, и Стёпка с удивлением понял, что не понимает ни единого слова. «Мы только промеж себя по-гоблински говорим» вспомнились слова Смаклы.

Гоблины подошли поближе и остановились в нескольких шагах. Одеты они были проще некуда, в обычные домотканые, обтрёпанные со всех сторон штаны и просторные отбеленные рубахи без воротников и пуговиц. Стёпка в своей заколдованной одежде и неуместных здесь и сейчас сапогах-кроссовках на их фоне выглядел чужеродным городским франтом. Ему сразу же припомнились папины рассказы о том, как в далёком детстве они с братом гостили у родственников в деревне под Казанью, и как там местные мальчишки обидно дразнили их стилягами из-за того, что они ходили в обычных спортивных штанах с пузырями на коленях. Тогда и такие штаны в деревне казались чужими и непривычными. Так же и здесь. Оставалось только втихомолку посетовать на упрямую одежду, которая не пожелала на этот раз принять простецкий деревенский вид.

Пацаны молча и оценивающе разглядывали Степана. Он так же молча и слегка насмешливо смотрел на них. Они были похожи друг на друга, словно братья. Все одинаково загорелые, темноволосые, скуластые, с облупленными от загара носами. Двое самых старших оглядывали его особенно задиристо, презрительно щурились, окидывая незнакомца сверху донизу длинными взглядами, цыкали зубами, переглядывались, решая, кто первым начнёт разговор. И Стёпке стало ясно, что заявились они сюда не просто так, а с вполне определённой целью. Выследили чужака и решили сразу показать ему кто здесь, на деревне, хозяин.

Ему стало интересно. Он ждал.

— Не, Тяпша, не одолеешь ты его, — лениво процедил, наконец, один из старших. — Не одолеешь. Вишь какой он из себя… справный да откормленный.

Ребятня захихикала, пихаясь локтями. Стёпка тоже ухмыльнулся, ожидая продолжения.

Тот, которого назвали Тяпшей, тягуче сплюнул себе под ноги, глянул на Стёпку коротко и оценивающе: