Серьезно, это стало просто невежливым уже на пятом повторении. Вряд ли Гедеонов относится к своему возрасту так трепетно, как многие женщины. По-моему, возраст его вообще не слишком интересует. Но всему же есть предел! Во-первых, сорок лет ему исполнится только через два года — и что, она теперь два года будет трындеть, как это трагично? Во-вторых, даже сорок лет — сомнительный повод для печали. Разве это старость?
Хотя, конечно, истинный мотив Тамары был связан далеко не с грядущим сорокалетием Гедеонова, которое в ее устах превращалось в апокалипсис. Она вот с такой грацией бульдозера намекала ему, что пора бы уже жениться и размножаться. А то мало ли, что люди подумают! Ему обязательно нужна достойная супруга, чтобы скрасить его надвигающуюся старость. Вот она, Тамара, например. Очень достойный вариант.
Бестолочь.
Не нравилось мне все это, и я, затаившаяся, укрывшаяся в толпе, злилась и ничего не могла с собой поделать. Не только из-за пустой болтовни Тамары, хотя это была самая очевидная причина. Меня задевало еще и то, что за весь вечер Гедеонов ни разу не вспомнил обо мне.
Мы с ним так хорошо поговорили утром, и мне казалось, что это что-то да значит. В глубине души я ожидала, что он начнет меня разыскивать, а то и вовсе велит позвать меня. Когда я уже избавлюсь от этой наивности? Да он и не собирался менять всех своих моделей и актрис на одну из служанок!
Я ведь служанка и есть, хотя моя должность записана в трудовой гораздо красивей и почетней.
Я думала, что хуже уже не будет. Но опасно так думать, в любой ситуации: как только поверишь, что все уже, предел, дно под тобой оказывается двойным и проваливается, увлекая тебя поглубже.
Меня ненадолго отвлекли проходившие мимо официантки, которые запутались в меню и казались двумя потерянными овечками. Я торопливо объяснила им, что к чему, а потом мое внимание привлекли одобрительные крики из гостиной, смех и рокот довольных голосов. Я поспешила обратно и застала весьма романтичную картину: Гедеонов и «царица Тамара», стоявшие посреди зала в окружении других пар, все-таки целовались. И они смотрелись такими красивыми — понятно, почему толпа одобряла этот союз! Изящная и яркая, как экзотическая бабочка, Тамара и высокий, сильный мужчина рядом с ней. Публика таких любит.
Меня все это не касалось, ну вот никак. Я не имела никаких прав на хозяина поместья, и наши встречи ни к чему его не обязывали. И все же это зрелище придавило меня, не ранило, а словно оглушило. Я попыталась улыбнуться, как и все вокруг, но, думаю, получилось криво и жалко. К счастью, на меня никто не обратил внимания, все взгляды были прикованы к прекрасной паре.
Я не могла его ни в чем упрекнуть — да и Тамару тоже. Каждый сражается за счастье по-своему. Но я все равно была не в силах смотреть на них, да и не обязана была. Я поспешила выйти в сад, пока толпа снова не разошлась.
Мне было больно, но я убедила себя, что это всего лишь разочарование. Вроде как я знала Гедеонова, а он поступил так, как, в моем понимании, не должен был, вот и все. Что еще это могло быть?
Казалось, что мои испытания на этот долгий день закончились. Я была в саду, я ушла от гостей: они оставались у площадок, где были установлены навесы, горели яркие огни, играла музыка, а бармены смешивали коктейли. Я же отошла подальше, в тот угол, где раскинулись фруктовые деревья. Здесь было тихо и спокойно, в воздухе пахло не дорогими духами, которые, смешанные в таком количестве, превращались в совсем уж ядовитую дрянь, а перезрелыми яблоками и палой листвой.
Дорожки здесь были узкими, земля — мокрой после недавнего дождя, и гости не рисковали ходить сюда в своей дорогой обуви. Я чувствовала себя ребенком, укрывшимся ото всех в убежище из одеял и подушек. Это была сомнительная крепость — но моя, и мне ее хватало.
А потом мое одиночество было нарушено.
Не знаю, как Гедеонов меня нашел, но сильно сомневаюсь, что он забрел сюда случайно. Хорошо еще, что без Тамары пришел! Хотя она и не пошла бы сюда на своих шпильках, высота которых смутила бы даже Килиманджаро.
Мне было горько, настроение никак не соответствовало празднику, но я не хотела показывать этого. Гедеонов не стремился обидеть лично меня, ну а все мои воображаемые мечты, которые он сегодня придавил… Кто в этом виноват: он или я?
Как странно… Если бы он вот так подошел ко мне чуть раньше, я была бы в восторге, я только этого и ждала. Однако теперь его появление воспринималось то ли как подачка, то ли как каприз. Единственной правильной стратегией для меня оставалась профессиональная вежливость. У нас с Гедеоновым есть четко определенные роли в жизни друг друга, за это я и хотела держаться.
— Как вы тут оказались, Владимир Викторович?
— Готов задать вам тот же вопрос.
— У меня закружилась голова.
— А я начал опасаться, что, если на мне еще кто-нибудь повиснет, у меня плечо из сустава вылетит. Видите? Мы оба бежали ради самосохранения.
Тут я просто не могла удержаться от колкости.
— Особа, от которой вы бежали, не показалась мне такой уж пугающей!