Он не был так наивен, чтобы слепо верить Специалистам, он не был так труслив, чтобы чересчур уж бояться того малоприятного, но в общем-то легкого наказания, которое грозило ему как соучастнику, но он был благоразумен и не любил бессмысленного риска, склонность к которому порой так раздражала его в ней. И, кроме того, он все-таки боялся за нее — она была надежным товарищем, многогранным и интересным человеком, она была женщиной, с которой он время от времени спал, а мужчине не подобало позволять женщине, с которой он спит, так рисковать. И главное, ради чего!
— Ради чего? — спросил он.
— Но ты ведь говорил, что тебе нравятся блондинки.
Но он все еще не понимал.
— Крупные, с ярко накрашенным лицом, — пояснила она.
— Но ведь согласно Кодексу... — Он осекся.
Она смотрела на него таким взглядом, какого он у нее никогда еще не видел. И снова в нем сработало какое-то сто пятнадцатое чувство, и он вдруг понял, что это ее настоящий взгляд.
— Я люблю тебя, — тихо и членораздельно произнесла она и начала разрастаться.
Он хотел крикнуть ей: «Не надо!» Он был далее готов, отринув гордость, признаться ей в том, что никогда не нравился крупным блондинкам, более того, они всегда его игнорировали. Но было уже поздно. Волосы ее вздыбились и зашевелились — и от корней их, вытесняя ее черные кудри, полезли наружу светлые сильные прямые пряди. Лицо ее подергивалось, под ним что-то тяжело ворочалось, распирая изнутри ее кожу и расплющивая мышцы. Это было настолько непохоже на все ее предыдущие, легкие и безболезненные перевоплощения, что он от ужаса прикрыл ладонями лицо, чтобы не видеть, как мучительно она превращается в ту, которая никогда не полюбит его.
А в дверь уже вовсю стучали, и среди множества голосов он особенно явственно различал голос верхнего соседа, радостно выкрикивавшего: «Это я, я первый учуял! Запах-то, запах в доме на целых полградуса отклонился от нормы. У меня на эти дела нюх!»
И когда сотрудники Службы Государственной Психологической Безопасности выводили их из квартиры, он вдруг замедлил шаг и сделал то, чего не делал еще ни разу за все годы их знакомства, — ласково положил ей руку на плечо и слегка сжал его.
Праздник третий
— Гы! Хо! Хи! — стонали они, хватаясь руками за животы.
— Ой, не могу! Ой, умру! — захлебывались они.
— Ну, ты даешь! — надрывались они. — Ну, ты и скажешь!
Она с недоумением смотрела на то, как они корчились от смеха на большом семейном диване, потом неуверенно спросила:
— Вы что, идиоты?
— Вв-у! Ох! Ха! — по новой закатились они, а внук от избытка чувств даже взбрыкнул худой ногой в спортивной тапочке.
— Дурак, — сказала она внуку.
Внук сполз с дивана и под одобрительные уханья остальных забил ногами по полу, выпуская из себя короткие очереди смеха.
— Встань сейчас же! — закричала она. — А не то сам будешь стирать свои брюки.
— Гы! — ответили они и по новой уставились в телевизор.
— Ну, так что же я такого смешного сказала? — через минуту поинтересовалась она. — Чему вы так смеялись?
— Не мешай, — сказали они.
— Послушайте, почему вы из меня всегда дуру пытаетесь сделать?
— Да не мешай же, — возмутились они, — а не то потом опять ничего не поймешь и будешь спрашивать, кто кого убил.
— А он ее уже убил?
— Кто? — Шесть пар глаз насмешливо уставились на нее.
— Ну, этот, с бородой. Музыкант.
— Ой, уписаться можно! — зарыдал от восторга внук. — Это она о следователе.
— Ну, мама, — недовольно поморщилась дочь, — ты вечно все путаешь. Там нет никакого музыканта. И никто никого еще не убил. Сиди себе тихо и смотри. Тогда все поймешь. С тобой совершенно невозможно смотреть детективы.
— Чаю, — сказал внук.
— И впрямь, не вдарить ли нам по чайку? — сказал муж.
Она молчала.
— Да, чай был бы сейчас более чем уместен, — сказала дочь.
— Ну вот и налейте себе.
— Что? — удивились они.
— Ну вот и налейте себе сами чаю.
— Мы? — удивились они.
— Вы.
Они некоторое время молчали, осмысливая то, что она сказала.
— М-м-м, — начал внук, — мысль на первый взгляд не лишена некоторой логики.
— Но только на первый, — подхватила дочь.
— А при ближайшем рассмотрении она не выдерживает никакой критики, — завершил муж.
Она начала думать. Конечно, правильнее всего было бы не дать им чаю. Но тогда у нее до самого ужина не будет больше повода обратиться к ним. Она пошла на кухню.
Через секунду с кухни донеслись тихие странные звуки.
— Плачет, — сказала дочь.
— Ну, ничего, ничего, — нахмурился отец. — Мы ведь ради ее же блага...
Дочь заколебалась:
— А может быть, мне все-таки пойти к ней?
— Нет! — Лоб отца прорезала вертикальная морщина. — Нет! Тогда она будет тебя общать.
— Папа, а ты уверен, что Специалисты не могли ошибиться?
— Специалисты не ошибаются. А потом, разве вы сами не видите, что ее общительность далеко выходит за рамки нормы?
— Она меня вчера целый час уделывала, расспрашивая, что мы сейчас проходим по астрономии, — пожаловался внук. — Как будто она что-нибудь понимает в астрономии!
— А меня пытала на предмет, не собираюсь ли я снова замуж, — тихо засмеялась дочь.