Хозяин урмана

Часа через три дорога исчезла окончательно, буквально растворилась в густом и мелком ельнике, заполонившем длинный, широкий распадок. Похоже, здесь когда-то бушевал пожар – кое-где до сих пор из травы проглядывали черные зубы горелых комлей.

Никита пару минут разглядывал окрестности, потом махнул рукой – привал. Казаки спешились, пустили коней пастись по опушке, споро сварганили костерок. Появился казан на треноге, вода нашлась в распадке – узкий, но глубокий и резвый ручей тихо журчал между старых, мертвых уже корней.

Урядник подошел к сидевшему на кочке пленнику.

– Ну, студент, далёко ли отсюда до твоего скита?

– Напрямую – верст десять…

– Всего-то?!

– …а по тропам десятка три наберется, – с усмешкой ответил Сукнов.

– Отчего ж по тропам? – прищурился Колобов, жуя травинку.

– Короткая дорога – не всегда самая близкая.

– И безопасная?..

– И то ж…

– Ну-ну, – урядник наклонился к самому уху пленника. – Заведешь не туда – первым похороню, – почти ласково сказал он.

Поднялся и направился к остяку, боязливо поглядывавшему в их сторону.

– Все дрожишь, паря?

– Помирать не хочется, дядь Никита, – выдохнул Кёлек, косясь на Сукнова. – Погубит нас Хозяин!..

– Так, может, обряд сотворишь?

– Попробую…

Остяк встал и двинулся в ельник, в сторону ручья.

– Помощь нужна? – кинул ему вслед Колобов, но парень только головой покрутил.

Отсутствовал он часа два. Казаки успели сварить и съесть целый казан ячневой каши с салом, и кое-кто уже достал кисет и трубку, собираясь провести ближайшие четверть часа за приятным занятием. Но урядник оказался суров и неумолим.

– Никаких перекуров! Дым в лесу за версту учуять можно.

– Так ведь костер-то палим…

– Костры все жгут. А табачный дух здесь в диковинку!

В это время и вернулся Кёлек. Выглядел он слегка взбодревшим, даже легкая улыбка осветила его смуглое скуластое лицо, когда встретился взглядом с Колобовым.

– Ну как, получилось? – улыбнулся и урядник.

– Вэр лавыл сделал, – кивнул остяк, – вода ответила, трава ответила, белку видел.

– И что?

– Белка – глаза и уши Хозяина.

– Молодец, Кёлек! – Никита похлопал его по плечу и обернулся к остальным: – Подъем! Выступаем…

*

Беда случилась ночью. Только сменилась вторая стража и глубокий сон сморил даже самых чутких и опытных, как грохот штуцера разорвал лесную тишину. Повскакали все разом. Но Никите потребовалась целая минута, чтобы разобраться в причине суматохи.

Стрелял Степан Бутырка, один из двух сторожей. Один, потому что его напарника нигде не было видно.

– В кого стрелял? – холодея от предчувствия, строго спросил урядник.

– В него… ну, в скитника энтого!.. – У Степана заметно дрожали руки, сжимавшие разряженный штуцер.

Колобов мгновенно развернулся к сухостою, возле которого уложили спать пленника, предусмотрительно привязав к стволу тайным казацким узлом. Сыромятный ремень, вернее, его обрывок, валялся на месте, а Сукнов исчез.

– Что за черт?! – Никита быстро осмотрел ремень: он не был развязан или разрезан, толстая кожа оказалась перегрызена!

– Святые угодники!.. – ахнул кто-то за его спиной.

– Ну-ка, дай, погляжу, – опустился рядом на корточки Головастый. Осмотрел порыв, поцокал языком, покрутил лохматой со сна башкой. – Лихо!.. Не иначе серый поработал.

– Ага, – все еще оторопело отозвался Колобов. – Пришел, значит, разгрыз ремень по собственному почину, освободил своего другана и канул обратно?.. Чушь!

– Ну, ежели принять, что наш студент на самом деле здешний хозяин…

– Не мели ерунды, Ондрей!

– Но Сукнов-то убёг…

– Братцы! – раздался из темноты крик. Все дружно обернулись и увидели, как к вновь распаленному костру из кустов выходит спиной вперед один из строевых казаков, Никола Чубук. В полном молчании он выволок на свет чье-то тело и опустил на траву. Никита в первый момент подумал, что Чубук прикончил и притащил беглеца, но оказалось, что это пропавший второй сторож – тоже строевой казак, Павло Зарубный.

Люди столпились вокруг трупа и дружно ахнули, кто-то матюгнулся, кто-то крякнул, а кого-то и согнуло спазмом, ибо зрелище вышло не из приятных: здоровый мужик, который мог запросто одним ударом сабли развалить противника до седла, сам теперь лежал перед ними буквально располосованный вдоль живота почти пополам!

– Это кто ж его так?.. – тихо пронеслось над поляной.

– Кто бы ни был, это – не человек, – твердо, но хрипло сказал Колобов.

– А я видел однажды такое, – с трудом вымолвил Бутырка. – У нас под Воронежем по весне шатун телка с голодухи задрал. Точно вот так же…

– Значит, еще и медведь где-то рядом.

И тут над поляной взвился высокий надрывный звук. Урядник резко развернулся, схватившись за саблю, и замер, пораженный увиденным. Кёлек с совершенно безумным лицом сидел перед костром, раскинув руки и раскачиваясь из стороны в сторону, и выл. И почудилось Никите, что в этой жуткой песне всего два слова: «урман» и «смерть».

*

Остаток ночи никто не сомкнул глаз. Кёлек успокоился лишь под утро. Он ушел на дальний край поляны, сел на пятки лицом к восходу и долго бормотал что-то, отбивая ладонями по бедрам странный ритм.