Хозяин урмана

– Что ж ты сбёг-то? – укоризненно произнес Никита, присаживаясь на лавку напротив. – Будто черта увидал?..

– Черт?.. – сипло повторил остяк, мутно уставившись на урядника. – Этот хуже черта… Не, страшнее!

– Да кто? – нахмурился Колобов. – Объясни толком-то!..

– Хозяин урмана… – Кёлек икнул и припал к кружке. – Тот, кого вы повязали, скоро сам вас в бараний рог свернет! – обреченно выдохнул он и всхлипнул. – И меня заодно!..

– Эй, паря, ну-ка не дури! – еще строже заговорил Никита. Ясно было, что остяк испуган, но нельзя ему дать впасть в истерику: кроме него, ведь некому вести отряд в тайгу. Не полагаться же на слово их странного пленника. Потому урядник отобрал у Кёлека кружку с брагой, сгреб за грудки и встряхнул. – Слушай меня внимательно, – раздельно сказал он, – сейчас мы с тобой пойдем к нам на хату, и ты всё спокойно и подробно расскажешь, что знаешь, про этого… хозяина урмана.

Остяк слушал Никиту молча и покорно кивал чуть ли не на каждое слово, поэтому урядник счел внушение успешным и выволок проводника из кабака на свежий воздух. Здесь Кёлек наконец начал проявлять признаки разумности и попытался высвободиться из казацкой хватки.

– Пусти, дядь Никита, сам пойду!..

– Ага, очухался! – Колобов последний раз встряхнул пьянчужку и оглядел с ног до головы. – Хорош, следопыт!.. Завтра ж выступаем, а ты надираться удумал, паршивец!

– Страшно мне, дядь Никита, – вздохнул тот. – Сгинем все в урмане…

– Опять за рыбу деньги!.. – возмутился Колобов. – А ну, выкладывай все, что знаешь прямо тут!

Они двинулись от кабака в сторону церкви на площади. Кёлек заговорил медленно – то ли припоминая, то ли подбирая слова.

– Хозяин урмана – это дух леса, его хранитель… Он же бережет его богатства – деревья, грибы-ягоды, зверье… и тех, кто его почитает и живет под его покровом…

– То есть наши беглые тоже под его охраной, что ли?

– Конечно. Они ж там живут, значит, договорились с Хозяином. Иначе он бы их давно…

– …убил?!

– Не обязательно. Скорее – выгнал бы… Но мог и убить.

Колобов озадаченно почесал макушку: верить или не верить? С одной стороны, остяк испуган не понарошку, с другой – ну, ересь же несусветная!..

– Значит, ты думаешь, что этот… хозяин не пустит нас в урман?

– Почему не пустит?.. Нет, ходить там можно всякому – по грибы, по ягоды. А вот деревья рубить или зверя промышлять, – Кёлек передернул плечами, – ускёнхой надо делать…

– Что это?

– Обряд такой… Его каждый охотник знает.

– И ты?

– Да… – Остяк нервно оглянулся.

– Чего ж ты тогда дергаешься? – насторожился Колобов и тоже против воли бросил взгляд за спину. Ничего особенного не увидел, конечно: полупустая после торгов площадь, одинокие две-три фигуры вдалеке – наверное, дворники.

– Так ведь здесь Хозяин! – почти выкрикнул Кёлек, останавливаясь.

– Брешешь, – холодно парировал урядник.

– Он у вас в холодной сидит…

– Это студент, что ли?!

– Ну да…

– Я и говорю, брехня твоя пьяная!

– Дядь Никита, ей-богу, не вру! – Кёлек чуть не плакал. – У него на шее мойпар тавыт висит!

– Чего висит?..

– Мойпар тавыт… Знак Хозяина…

Колобов снова невольно взялся за чуб, нахмурился, припоминая.

– Там вроде чья-то голова была?..

– Ага! Медвежья.

– Значит, ваш хозяин урмана – медведь?

– Медведь – его тело. А дух – весь лес!

– Так наш-то студент – человек! – облегченно хохотнул урядник. – Подумаешь, раздобыл где-то древний оберег…

– Хозяин он! – убежденно возразил остяк.

– Вот что, паря, – посерьезнел Колобов, – нас от приказа никто не отстранял, так что сейчас ты пойдешь в баню, и чтоб к утру был как огурец! Выступаем по утренней зорьке.

– Дядь Никита, пропадем ведь!..

– Цыц, я сказал!..

*

На следующее утро, плотно позавтракав, отряд верхами направился через город к северной заставе. Кёлека подсадил на круп своей лошади Головастый, а ценного пленника усадили отдельно на заводную кобылу, примотав онучами к стременам, а руки сыромятным ремнем к луке седла. Колобов взял кобылу к себе на повод во избежание всяких недоразумений.

Отряд медленно проехал по Духовской улице до церкви, и Никита заметил за изгородью, на крыльце дома, отца Елисея. Поп проводил кавалькаду пристальным взглядом и… не перекрестил.

Свернули на более узкую и кривую Подгорную улицу, огибавшую подножие Воскресенского холма, и выбрались к северной границе городка. Собственно, за шлагбаумом кончался не только Томск, но и обжитая земля. Нет, конечно, дорога была. Пыльная, накатанная, она причудливо вилась по-над берегом Томы, высоким и обрывистым. Но уже через десяток верст незаметно превратилась в узкую, едва пробивающуюся из травы колею.

За час неспешной езды казакам встретились всего несколько домишек за убогими плетнями, окруженные куцыми огородами.

– Переселенцы, – кивнул на них Кёлек. – Издалека сюда едут…

– И зачем? – ухмыльнулся Головастый.

– За лучшей долей.

– Что-то непохоже…

– А комендант куда смотрит? – отозвался Колобов.

– В другую сторону, – буркнул остяк и замолчал.