Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

Однако удивительным образом как раз в тот же самый день, когда господин, заведовавший пишущими машинками, заверял, что от волос Ирмы пахнет малиной, хозяин дома снова заговорил о запахе клевера и о клеверном сене вообще. Он зашел в кухню, сел на стул и принялся наблюдать, как Ирма готовит ужин. На Ирме было светлое платье, и она как раз подкоротила и завила свои волосы, надеясь, что это отобьет запахи леса и полей, о которых так горячо заговаривали с нею мужчины. Завивка, конечно, хорошо отбивала запахи, но хозяин, очевидно, рассудил совсем иначе. Он понял все наоборот и потому, видимо, и заявился на кухню. Завитые волосы подбодряли и подогревали его. Ирма прочла это в его глазах. Но вначале хозяин не делал ничего такого, что дало бы основания опасаться случившегося под конец. А случилось — считала Ирма — нечто неслыханное и страшное.

Уселся хозяин на стул так, что, когда Ирма хотела взять с полки какую-нибудь кастрюлю или сковородку, ей приходилось проходить мимо него и даже касаться его. И Ирме почему-то думалось, что сейчас гораздо удобнее было бы быть в темном платье, а не в этом коротеньком светлом, сквозь которое вырисовывалось ее гибкое, округлое тело. Но делать было нечего, не пойдешь же переодеваться. И Ирма хлопотала возле плиты, пока ей не понадобилось достать с высокой полки какую-то посудину. И она подняла руки, вытянулась и стала на цыпочки. Какая это была посудина, за которой она потянулась, — Ирма уже и не помнила потом; во всяком случае кастрюлька, оказавшаяся у нее в руке во время случившегося, была ей не нужна или нужна только для того, для чего Ирма ее употребила.

Случившееся длилось недолго и было само по себе просто: в ту самую минуту, когда Ирма вытянула руки, чтобы достать посудину, хозяин обнял ее и сунул свой нос прямо ей в грудь. Это произошло так неожиданно и быстро, что Ирма в первое мгновение чуть не потеряла сознание. Видимо, в какой-то степени все-таки потеряла, потому что позднее она совсем не помнила, как ударила хозяина по голове попавшейся под руку кастрюлей. Но все же ударила его, это подтверждалось тем, что хозяин отпустил ее так же вдруг, как и обхватил. А сам вскрикнул:

— Ай! Вы меня убьете!

— И надо! — едва смогла ответить Ирма, и тотчас она снова оказалась в объятиях хозяина, который целовал ее с таким жаром, что у Ирмы перехватило дыхание и она задохнулась. Собрав последние силы, она толкнула ногами что-то, и они оба едва не упали. Как выяснилось потом, хозяин при этом ударился головой о край полки и отпустил Ирму. Но и голова Ирмы тоже болела, и она, видимо, обо что-то стукнулась. Едва высвободившись из рук хозяина, Ирма ощутила, как злость подкатила ей к горлу, и, не отдавая себе отчета в том, что делает, она принялась швыряться всеми попадавшими под руку предметами и кричать:

— Вон, бесстыдный! Наглец!

Когда именно хозяин убрался из кухни, Ирма не заметила, она просто увидела вдруг, что воюет одна в своем царстве. Она стояла, тяжело дыша. Провела рукой по рту и оглядела руку, точно желая убедиться, нет ли крови. Крови не было, хотя Ирма чувствовала, что такой поцелуй не безопасен для губ. Значит, она еще не изведала сполна поцелуев, чтобы судить о них. И как однажды ей хотелось почувствовать себя ненадолго крошечной богиней, точно так же на мгновенье запало ей в голову, что хозяин целовал ее, как целуют в кино, когда сильно влюблены. Именно так! И теперь ей ясно представилось, как хозяин держал одну свою руку, обнимавшую ее за голову, и как — другую, обхватившую ее за талию. Она запомнила и то, что рот ее был чуть раскрыт, когда хозяин судорожно прижался к нему своими губами, словно хотел выдавить или высосать из нее душу. И хозяин или Ирма, кто-то из них, а может быть, и оба они издали какой-то звук, словно испытывали страшную боль.

Представив все это, Ирма пришла в минутное замешательство, но потом она вновь почувствовала гнев, опустилась на стул и расплакалась. Но и плакала она недолго, в следующее мгновение уже вскочила, устремилась в свою комнату и стала торопливо собирать вещи, оставив в кухне все как там было, в беспорядке. Пусть хозяин сам следит за своим примусом, на котором уже закипает вода и пар рвется из-под крышки кастрюли! Пусть сам и накрывает на стол или ест в кухне стоя, с куском хлеба в руке, будто он не господин, а какой-нибудь извозчик! Да и вряд ли он настоящий господин, уважающий себя господин не позволит себе бросаться на беззащитную девушку, думала Ирма.

Хозяин же в это самое время прокрался в кухню, надеясь увидеть там Ирму, не увидев ее, он воскликнул тихо и робко:

— Барышня! Любезная барышня!

Но ответа не последовало, из открытой двери слышалось только шуршание и всхлипы, словно в доме был ребенок. Хозяин подошел к двери Ирминой комнаты, осторожно постучался и сказал:

— Барышня, позвольте мне сказать вам два слова! Я только что-то объясню вам.

Ответа не было и теперь, копошенье и плач продолжались. Хозяин опасался самого худшего и поэтому осмелился приоткрыть дверь, чтобы можно было заглянуть в комнату.