Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

И Ирма терпела и пыталась убить время хотя бы чтением, работой или просто глядя, как работают другие, а то и пустячной болтовней. Но однажды случилось, что муж не пришел за Ирмой на сенокос, и, вернувшись домой, она нашла на столе записку в две строки, что Рудольф ушел в волостное правление, ему нужно позвонить кому-то в город. Волостное правление находилось в двух-трех километрах, если идти прямиком, по тропе. Значит, муж должен был вернуться через час-другой. Но он не вернулся — не вернулся даже на следующее утро.

Он и раньше, бывало, не приходил, но никогда это не действовало на Ирму так, как в этот раз. Она ждала его до вечера следующего дня, и когда Рудольф не пришел и вечером, Ирма оделась в дорогу и решила, что пойдет на шоссе ждать вечерний автобус, который отвезет ее в город. И она приехала и поспешила домой. Но когда она хотела войти, ничего не вышло — дверь была не только на американском замке, но и на задвижке или заперта еще и на простой замок. Ирма позвонила, позвонила раз, другой, подождала немного и дала третий звонок, весьма долгий.

В ней вдруг почему-то родилось подозрение, будто она что-то услышала за дверью. Она сбежала по лестнице вниз, чтобы пройти через черный ход. Когда она обогнула дом, с черного хода вышла какая-то женщина и торопливым шагом прошла в ворота двора. В груди у Ирмы защемило: не вышла ли эта женщина на черный ход из ее квартиры? Ирма взбежала по лестнице, но за кухонной дверью было тихо. Чтобы быть в полной уверенности, Ирма стала стучаться в дверь, стучалась несколько раз, все сильнее. Она хотела было уже уйти, когда послышались шаги и мужской голос спросил:

— Кто там?

Ирма не ответила. Ей вдруг стало стыдно, что она стоит перед дверью своей кухни и ждет, когда ее впустят. Рудольф спросил снова, кто там, на лестнице за дверью, затем отпер дверь, чтобы посмотреть.

— Это ты! — сказал он удивленным голосом, но Ирма почувствовала, что муж ничуть не удивился, увидев ее, а давно уже знал, кого встретит за дверью. — Я бегал от двери к двери, но нигде никто не отвечает, хотя были звонки и стуки, — сказал Рудольф. — Входи же, чего ты там стоишь как чужая.

Ирма переступила порог кухни, прошла в переднюю, оттуда в столовую, затем в зал.

— Значит, эта женщина была здесь, в нашей квартире, у тебя, — сказала Ирма как бы про себя, стоя спиной к мужу.

— Какая женщина? — все с тем же деланным удивлением спросил Рудольф.

— Та женщина, что вышла с черного хода, когда я вошла во двор, — объяснила Ирма, все еще стоя спиной к Рудольфу.

— Что за детский лепет! — оскорбленно сказал Рудольф.

— Почему ты закрылся на столько замков, что я не смогла войти? — спросила Ирма и повернулась лицом к мужу.

— Я всегда так закрываю на ночь дверь на парадной лестнице, когда остаюсь один в квартире, — на американский замок, на простой, на задвижку и цепочку, — сказал Рудольф.

— Но ведь сейчас еще не ночь, — сказала Ирма.

— Я уже ложился спать, — объяснил Рудольф, — хотел еще проветрить комнаты и открыл окна.

— Чтобы до того, как я приду, выветрить запах твоей гостьи, да? — сказала Ирма; этот чужой запах и был причиной, почему она считала, что женщина, которую она увидела, вышла именно отсюда.

Рудольф ничего не ответил, словно признал слова Ирмы справедливыми; она села на диван и заплакала, села в чем была — в плаще и шляпе, будто совсем забыла о них. Ридикюль лежал у нее на коленях и потом вовсе упал на пол. Присел и Рудольф, но поодаль от жены, в противоположном углу комнаты. Все это длилось довольно долго: женщина плакала как бы про себя, мужчина сидел молча и смотрел в пол. Наконец поток слез немного ослаб, Ирма сказала:

— Значит, мы сейчас там же, где уже были однажды.

— Эх, милая, если бы ты знала, как это ужасно! — вздохнул Рудольф.

Но слова его лишь раззадорили Ирму, и она ответила:

— Нет, ты совсем не знаешь, как это ужасно. Если бы ты знал, ты не поступал бы так.

— Я все же знаю, — сказал Рудольф и прибавил, словно меняя тему разговора: — Могу я о чем-то попросить тебя?

— Я не знаю, право, стоит ли теперь мне тебя или тебе меня о чем-либо просить, — ответила Ирма.

— Уйдем отсюда! — сказал Рудольф. — Я закрою окна и…

— И этот милый запах останется здесь, — с иронией произнесла Ирма.

— Если ты так считаешь, — сказал на это Рудольф, — я устрою сквозняк, а мы на это время перейдем в кухню или в комнату для прислуги, где ты когда-то жила.

И Рудольф принялся открывать все окна и отдушины, чтобы проветрить комнаты, чтобы совсем не осталось чужого запаха. Потом он вежливо и нежно взял жену под руку и попросил ее уйти со сквозняка. На кухне он усадил ее в мягкое кресло, принесенное с собой, и сказал:

— Уедем в деревню, как только проветрятся комнаты, там у нас все чисто и свежо.

— Девственно чисто, да? — насмешливо спросила Ирма; на душе у нее было горько и тягостно.

— Не смейся над моим словом, — попросил Рудольф, — когда я его произношу, то так же и думаю. Ты, конечно, считаешь, — и ты права, — что я просто бросаюсь красивыми словами, а сам при этом ничего не думаю и не чувствую.