И Ирма не посчиталась с мнением хозяина и каждый день носила светлое платье, которое вроде нравилось ему больше, чем темное. Что же касается уговора о сдержанности, то Ирма не помнила, чтобы она давала такое обещание. Она помнила только, что господин об этом говорил. Но могло это касаться только самого господина, а не Ирмы, она-то не переступала никаких границ с самого начала. А о том, что она должна носить те платья, какие заблагорассудится господину, между ними не было никакого уговора ни вначале, когда он нанимал ее с помощью своей «сестры», ни потом, во время долгой беседы. Так что Ирма с полным правом надела свое светлое платье. И хотя платье действует на хозяина немного удручающе, беды в этом великой нет, ведь Ирма немало натерпелась от хозяина, пусть же и он потерпит немножко.
Однако в этот день, когда Ирма впервые надела светлое платье, господин Всетаки вообще не явился ужинать, и Ирма оставила ужин на столе, ушла в свою комнату и легла спать. Господин Всетаки вернулся домой только за полночь, не притронулся к ужину и тихонько ушел к себе в спальню, будто боялся нарушить сон Ирмы. Так что он вовсе не пострадал в этот день от светлого Ирминого платья, если вообще мог от него пострадать. Так думала Ирма.
На следующее утро на Ирме было это самое платье, и девушка с нетерпением думала, что, если господин Всетаки снова заведет разговор о платье, она ответит, что готова пойти ему навстречу и не надевать больше светлого платья. Но господин Всетаки молчал и ушел раньше обычного, как будто не хотел больше оставаться дома. Ирма ждала его к ужину и даже сменила светлое платье на темное, но ждала она его попусту. Часть ужина пришлось выбросить — постояв, он стал невкусным. Ирма хотела было съесть его сама, но не стала — что не годится хозяину, нельзя есть и ей. Станет она есть какие-то помои! Так она училась господскому домоводству по внушениям тети Анны.
На третье утро Ирма вышла в своем прежнем темном платье, и господин Всетаки пригласил ее за стол пить кофе. Но Ирма подумала, что он пригласил ее только из вежливости, лишь бы что-то сказать, и потому что на ней другое платье, — и отказалась под благовидным предлогом. Господин Всетаки оставался дома почти до полудня, и у Ирмы уже вертелось на языке спросить, не собирается ли он обедать сегодня дома. Но едва она решилась это сделать, как хозяин ушел и вернулся через несколько часов, задолго до ужина. К этому времени Ирма переоделась в светлое платье, и господин Всетаки, побыв недолго в своем кабинете, словно ища что-то, вскоре снова ушел и вернулся лишь за полночь, осторожно и тихо, как тать в ночи.
Теперь Ирма, казалось, знала, что, когда она надевает светлое платье, которое нравится господину Всетаки, он приходит домой лишь поздно ночью — спать, а вообще живет неведомо где. И Ирма зашла в своем светлом платье в спальню к хозяину и, стоя перед зеркалом, долго-долго смотрелась в него, но не видела ничего — мысли ее витали далеко. Она не замечала даже свой выпуклый лоб, который был будто бы признаком рассудительности и интеллекта. Впрочем, если бы и заметила, то не придала бы значения, ибо выпуклость лба совершенно не действовала на господина Всетаки, зато стоило переменить одно платье на другое, как хозяин приходил домой или улепетывал во все лопатки.
Ирме пришли в голову путаные объяснения господина Всетаки, касавшиеся ума и уменья, и ей вдруг показалось, будто все стало ясно. В гимназии и она сама, и другие постоянно упирали на то, что надо быть лучшей не только в классе, но и во всей школе. И это означало, что каждый хотел быть умнее другого. Но, странным образом, теперь она никак не могла использовать свои школьные знания и сообразительность. Не могло же статься, что от нее не будет никакого проку, зачем же она зубрила и вместе с нею зубрили все другие? Должно быть, ум полезен лишь тогда, когда умеешь им пользоваться. Умей пользоваться своим умом так, чтобы знать, какое и когда надевать платье, — тогда только будет польза… Вот что хотел сказать господин Всетаки своими путаными объяснениями. Теперь-то Ирма поняла его, она сумеет воспользоваться своею сообразительностью, надевая то или иное платье, чтобы это шло на пользу.
Она решила, что будет носить целые дни темное платье, так что господин Всетаки сможет приходить домой и видеть ее сообразительность и уменье. Однако он пропал на всю ночь и явился только утром, ворча на скучную и утомительную поездку по делам. Так что весь Ирмин умелый ум или умное уменье пошли прахом. Хозяина не было дома и следующей ночью, а когда он пришел утром, то вообще не сказал ни слова. Лишь прошел в ванную и долго плескался холодной водой. Так продолжалось несколько дней и ночей. Ирма уже и не помнила, сколько дней и ночей это длится, как не знала и то, что умнее — носить ли все еще темное платье, или надеть светлое, которое уже село. И она надела на следующий день светлое и ходила по комнатам, как весеннее солнышко. Господин Всетаки увидел ее, но не проронил ни слова, будто был рад сегодня солнечному теплу.