Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

— Живот не будет болеть, — уверенно ответила Ирма и, согрев воду на примусе и вернувшись, объяснила: — Сейчас я смочу компресс, выжму, расправлю его и дам вам, а вы скоренько положите его на живот и закутайте. Только помните: как можно скорее, иначе он остынет.

— Поставьте лучше вы, барышня, — попросил господин Всетаки, — больше уверенности, что поможет.

— Нет, — заупрямилась Ирма. — Не я.

— В больницах же везде женщины, и они делают все, — сказал Всетаки. Он намеренно не произнес «сестры милосердия», зная, что слово «сестра» приобрело в этом доме дурную славу.

— Но я же не в больнице, — возражала Ирма.

— Будьте как в больнице, барышня, прошу вас, — упрашивал он. — Вы видите, что у меня нет никого, кто бы помог мне.

— Нет, нет! — стояла на своем Ирма. — Я дам вам компресс, и вы поставите его сами. Это надо сделать сразу, а то вода остынет опять.

— Нет у вас сердца, — вздохнул господин Всетаки как раз в то мгновенье, когда Ирма сунула ему в руку компресс; вскрикнув, он уронил компресс на пол. — Вы сожжете мои руки! — воскликнул он. — Как я его поставлю себе на живот? Другое дело, если это сделает кто-то другой, и мне останется только кричать и терпеть.

— Ну вот, а теперь компресс грязный, пойду его вымою, а вода тем временем остынет! — вздохнула Ирма и ушла на кухню. Вернувшись, она сказала хмуро: — Я на минутку выйду, прошу вас привести себя в порядок, чтобы я могла поставить вам компресс, если вы сами не можете это сделать.

— Вы золотце, барышня, вы ангел! — воскликнул господин Всетаки. — Я сделаю все, что вы прикажете, только поставьте компресс своими руками, куда надо. — После недолгого молчания он крикнул: — Прошу, барышня, я готов!

— Но прошу не забывать, что двигаться нельзя, — сказала Ирма.

— Хоть вытаскивайте мне сердце через живот, я буду лежать как покойник, — сказал господин Всетаки полушутливо, полусерьезно.

Ирма чуть не сожгла пальцы, выжимая компресс, однако ей доставляло особое удовольствие показать этому негоднику, каково поручать ей ставить компресс ему на живот.

— Прошу вас, спокойно! — сказала Ирма, наложив горячую ткань и покрыв ее вощанкой и теплыми тряпками.

Господин Всетаки только мычал, как корова Кальмов, когда она порвала свое вымя и ветеринар штопал его. И на мгновенье Ирме показалось, что перед ней лежит не человек, вовсе не тот, о котором она узнала столько противного, а какое-нибудь злосчастное четвероногое. Но когда господин Всетаки перестал мычать, это мгновенное впечатление исчезло, — особенно когда она услышала его — как бы из самого сердца идущие — слова:

— Если бы вы знали, барышня, какую адскую боль вы мне причиняете!

— Дорогой господин Всетаки! — вырвалось у Ирмы, она страшно смутилась и не сразу закончила: — А иначе не будет пользы, поверьте мне, я знаю.

— Я вам верю, барышня, — ответил господин Всетаки, словно не слышал слово «дорогой», — но до чего все ж больно.

Ирма стянула два конца повязки и зашпилила английской булавкой.

— Барышня, вы пахнете, как клеверное сено на вешале, — сказал господин Всетаки, когда Ирма закончила перевязку.

— А теперь под одеяло, в тепло! — приказала Ирма, словно не услышав его слов. — Когда надо будет снять, снимайте сразу и разотрите живот, чтобы не застудился.

— Так точно, слушаюсь, — ответил Всетаки и прибавил: — Вы слышали, что я вам сказал, барышня: вы пахнете, как клеверное сено.

— Такова ваша благодарность за помощь? — спросила Ирма, как бы обидевшись и с упреком, но самой было приятно, что она боялась этого человека и не могла, не сумела скрыть это от него. Но он, видимо, догадался, потому что сказал:

— Прошу вас, барышня, подойдите поближе, я хочу еще раз почувствовать запах клеверного сена.

Какою странной ни показалась ей эта просьба, она молча сделала несколько шагов и остановилась у кровати.

— Прошу вас, еще ближе, поближе, — упрашивал господин Всетаки.

Ирма сделала еще шаг, маленький шажок.

— Подойдите совсем близко — так, чтобы я почувствовал, — продолжал он канючить.

Ирма приблизилась к кровати так, что коснулась ее платьем, и сказала:

— Ближе нельзя.

— В самом деле — нельзя? — удивился господин Всетаки. — Вы ведь еще не у самой кровати.

— У самой, — ответила Ирма. — Видите, уже коснулась ее.

— Это ваше платье коснулось, барышня, а не вы сами.

— Но этого же достаточно, — вдруг кокетливо ответила Ирма, она сама почувствовала, что ответила кокетливо, и очень удивилась. — От моего платья ведь тоже запах идет, если он идет от меня.

— Это не то, — серьезно и как-то почти трогательно объяснил он. — Вы подойдите так, чтобы колени касались кровати, и наклоните голову ко мне, чтобы было так нее, как когда вы перевязывали мой компресс.

— Нет, господин Всетаки, не могу же я так стоять все время и перевязывать ваш компресс, — холодно ответила Ирма и отошла на несколько шагов. — И руки у вас не под одеялом, а должны быть там, а то вам будет не так тепло.