Мариша не знала, сколько времени они провели в таверне. Для нее — не больше получаса, но на самом деле могло оказаться гораздо больше. Она взглянула на небо.
— Следует поспешить!
— Куда?
Ответа не последовало, и монах в очередной раз обиделся на своего спутника.
Главная площадь Элии просто бурлила людьми. Казалось, что здесь собралось все население города. Юная волшебница боялась, что они пришли самыми последними и теперь не удастся пробраться в ее центр. Это, практически, так и оказалось. Нельзя было не то что пройти, но даже разглядеть, что происходит впереди. Народ шумел, толкался и кого-то обсуждал. Лица присутствующих светились радостью и чем-то очень похожим на злорадство. Как ни странно, здесь можно было встретить все слои населения. Порой даже бедняк стоял перед богачом и не пропускал того вперед. Мужчины, женщины, старики, дети… казалось, они все высыпали из своих домов и теперь ожидали чего-то давно известного и очень важного.
Девушка вновь потянулась к знаниям Храма и заставила впередистоящих отходить в стороны при ее приближении. Люди теснили других даже не понимая что делают. Они не обращали никакого внимания на священника и монаха, будто их и вовсе здесь не было. Никто не встал у них на пути, воспротивившись воли Мариши. Многие думали, что так все и должно происходить, многие даже не замечали этого. Все оказались настолько увлечены беседой и пойманными сетью любопытства, что до двух человек, все ближе и ближе подходящих к центру площади, им не было никакого дела.
Они дошли до пикинеров, стоящих кольцом на площади и сдерживающих неистовый натиск толпы. Впереди, в десятке ярдов, находилось что-то покрытое громадной полотняной тканью. Имея размеры с четыре телеги, оно хорошо охранялось.
Постепенно шумная толпа стала успокаиваться.
Когда церковный звонарь пробил полдень, на площади стояла идеальная тишина. Слышалось даже дыхание рядом стоящих людей. Переступая с ноги на ногу, все с нетерпением ждали появления чего-то. Некоторые горячо крестились, повторяя несколько раз заученную молитву.
Появился закованный в броню человек. Не спеша, он вышел на середину, остановился, посмотрел по сторонам и заговорил:
— Жители Элии, вам представилась уникальная возможность увидеть зло во плоти. Перед вами появится страх Эрдона и ужас всех загубленных людей. Стариков, беременных женщин и особо чувствительных я бы попросил удалиться! Я не желаю вам зла, но… всякое возможно!
Когда никто не двинулся с места, мужчина кивнул головой и отошел в сторону.
Покрывало сбросили и тысячи глаз устремили свой взор на то, что оно под собой скрывало. Клетка.
— Жители Элии! — закричал говоривший до этого воин. — Перед вами не кто иной, как… — он выждал паузу. — Зверь!
— Зверь! Зверь! Это сам Зверь! — стало доноситься со всех сторон.
Девушка посмотрела на запертого в клетке человека и попыталась вспомнить об этом хотя бы что-нибудь.
Это был юноша, не старше двадцати пяти лет с голубыми глазами и сильными мускулистыми руками, на которых было одето по два браслета: у кисти и на предплечье. Его пепельные волосы оказались настолько длинны, что когда он встал, то те едва не касались земли. Перевязанные синей лентой, они находились в совершеннейшем покое и даже ветер не трогал их своим дыханием. Идеально уложенные, они, тем не менее, не походили ни на одни другие. Из всей одежды на нем находились только штаны, из грубой ткани, поддерживаемые синим поясом. Постояв с несколько секунд, человек сел обратно, прислонившись спиной к железным прутьям решетки.
В Храме Гелии мало что можно было найти о нем. Да, Зверь существовал, но что он из себя представлял, откуда пришел и что нужно не знал никто, разве что кроме Лунарда.
— Итак, Зверь. Сейчас вы сами убедитесь, что это тот самый Зверь, о котором ходили такие ужасные слухи.
На площадь вывели другого человека, закованного в кандалы.
— Это, — указал воин на приведенного, — убийца. Преступник так же долго, как и Зверь не давал спокойно спать северо-западу империи. На его счету так же не один десяток жертв. Он приговорен к смертной казни, но император Игнат решил пересмотреть его судьбу. Если он сумеет выжить в клетке со Зверем, ему будет дарована жизнь.
Ни человек, ни Зверь, никак не отреагировали на подобные слова, продолжая хранить совершеннейшее спокойствие.