Храм Фортуны II

Но Дуровир не ответил. Он быстро огляделся по сторонам и бросился в самую гущу боя, что-то выкрикивая и размахивая мечом.

Гортерикс с усилием поднялся на ноги и тоже поспешил туда, где ряды римлян уже опасно прогнулись под неослабевающим давлением обезумевших варваров.

Он сделал всего несколько шагов, как вдруг увидел, что Дуровир падает на траву — меч высокого хатта с клочковатой редкой бородой пронзил его грудь.

Одним прыжком Гортерикс оказался рядом; его клинок молниеносно рассек германцу шею, из перерубленной аорты ударила густая струя крови, и мужчина с коротким хрипом повалился на траву.

— Прикройте! — крикнул Гортерикс своим воинам и склонился над упавшим Дуровиром.

— Не волнуйся, брат, — сказал он, — сейчас я перевяжу тебя. Все будет в порядке.

— Нет, — скрипнул зубами командир пятой когорты. — Я попросил у Богов смерти, и они дали мне ее. Я заслужил это.

— Но чем? — удивленно спросил молодой галл. — Ты храбро сражался и можешь гордиться собой.

Дуровир мрачно улыбнулся.

— Да, — ответил он. — Я неплохо бился. Но Бога видят все, от них не скроешься. Я совершил тяжкий грех, один из самых страшных в нашем племени, и этому нет прощения.

— О чем ты говоришь? — с тревогой сказал Гортерикс. — Не думай об этом. Сейчас я перевяжу тебя.

Перевяжешь меня, — задумчиво повторил Дуровир. — А я хотел убить тебя, чтобы занять твое место командира передовой когорты.

— Ну чего не придумаешь в гневе, — примиряюще улыбнулся Гортерикс. — Поверь мне, мы еще будем с тобой хорошими друзьями и выпьем не одну чашу доброго вина.

Тело Дуровира потрясла крупная дрожь, на губах выступила кровь. Он судорожно вцепился в руку Гортерикса и прошептал слабым прерывистым голосом, уже не открывая глаз:

— Я ухожу. Боги покарали меня. Но ты должен знать: это Гней Домиций хотел, чтобы я убил тебя. Берегись его, это страшный человек...

Голова командира пятой когорты качнулась в сторону, он еще раз вздрогнул и замер.

Гортерикс медленно поднялся на ноги.

«Спасибо, брат, — подумал он с грустью. — Я отомщу за тебя. И варварам, и Гнею Домицию».

И в этот же момент все римское каре — уже изрядно помятое в нескольких местах — взорвалось радостным криком: -

— Идут! Идут! Германик!

— Мы спасены!

— Армия подходит!

Гортерикс оглянулся.

Действительно, там, где только начиналась долина, постепенно вырастала на горизонте какая-то густая масса, кое-где расцвеченная красным и желтым. Доспехи проблескивали сквозь пыль, солнце отражалось на медных щитах и наконечниках пиллумов.

То шла римская армия. Германик успел вовремя, чтобы спасти свой авангард. Чаша весов судьбы начала медленно клониться на другую сторону. Богиня Фортуна резко крутнула свое колесо и теперь с интересом наблюдала, что же из этого выйдет.

Глава XXXI Битва

А вышло вот что.

Заранее оповещенный гонцами Авла Плавтия, которых не сумели перехватить конники варваров, Германик сразу же оценил ситуацию и ускоренным маршем повел всю армию к месту сражения.

По пути он отдавал приказы и распоряжения легатам и старшим офицерам. Войско на ходу перестраивалось в соответствии с указаниями своего полководца, и в долину вышла уже готовая к бою могучая колонна.

Впереди шли когорты галльской пехоты, которые по бокам прикрывали батавские копейщики и пращники.

Затем — отряды пеших лучников и четыре кадровых легиона: Пятый Алода, Двадцать Первый Стремительный, Двадцатый Валериев и Восьмой Августов, собранные в единый ударный корпус.

Далее следовал сам Германик во главе двух когорт своей гвардии и конницы, а за ним — вторая ударная группа: три оставшиеся легиона, галльские эскадроны конных лучников и легкая бельгийская пехота, которая прикрывала тыл колонны.

И вся эта масса, словно рассвирепевший грозный носорог, неслась вперед, чтобы нанести страшный, неотразимый удар по смешавшимся в кучу и впавшим в отчаяние варварам.

Даже Херман растерялся. Он не ожидал, что римляне подойдут так быстро, и теперь уже почти утратил веру в победу.

Не потерял головы среди германцев лишь один человек — безрассудно храбрый командир херусской конницы Ниэлс.

Его люди еще не вступали в бой, и теперь вождь, понимая, что дорога каждая минута, вывел две тысячи своих всадников из-за холмов и бросил их прямо на передовой отряд римских войск.

Шаг был отчаянный и больше напоминал самоубийство, но Ниэлс сознательно пошел на него — надо было любой ценой задержать врага, чтобы дать Херману возможность перегруппировать силы для отражения удара.

Германская кавалерия с разгону ударила в самый центр галльской пехоты, яростно рубя по головам длинными широкими мечами и разя тяжелыми копьями.

Удар был настолько силен, что галлы смешались и подались назад, а батавские пращники не могли помочь им без риска попасть камнями и в своих. С торжествующими криками варвары напирали все сильнее.

Римская боевая колонна замедлила ход, а потом и вовсе остановилась, не имея возможности быстро перестроиться в узкой долине. Своей самоотверженной атакой Ниэлс дал Херману шанс, и тот понял это. Еще можно было спасти ситуацию.