Хранилище сов (СИ)

— И такой же настырный, — подытожил Малфой и, полностью игнорируя последний вопрос, с любопытством добавил: — И почему ты его не выбрал? Слизерин?

— Не хотел учиться вместе с тобой, — честно признался Гарри.

Светлые брови взлетели почти к самой челке и тут же нахмурились.

— Не захотел учиться со мной, а теперь собираешься жить вместе? — насмешливо спросил Драко, пытаясь под насмешкой спрятать обиду. Все веселье внезапно ушло, и в серых глазах осталась лишь застарелая боль.

Гарри молча кивнул, проклиная себя за нее:

— Я был идиотом. Теперь я хочу все исправить.

Драко холодно смотрел на него:

— Ты не пожал мне руки, — в его голосе прозвучала такая обида, что Гарри торопливо вскинул на него искренние глаза:

— Зато теперь я готов пожать тебе все, что угодно, — клятвенно заверил он, осторожно обвивая руку вокруг его талии. — И не только пожать.

Он скользнул к его паху выразительным взглядом, и Драко, задохнувшись, открыл и снова закрыл рот, кажется, впервые в жизни, не найдя нужных слов.

— Поттер, — только и смог выдохнуть он. — Ты совсем спятил?

Гарри радостно усмехнулся. В груди теснило от опьяняющего восторга: тепло стройного, чуть дрожащего тела, и глаза близко-близко. Серые. Как туманное небо.

— А ты… и правда любишь меня так, как писал? — внезапно смутившись от его красоты, Гарри неуверенно заглянул в самую глубь, словно пытаясь отыскать эту любовь в потемневших зрачках, но в ответ послышалось лишь тихое хмыканье.

— Иди ко мне, дурень, — на этот раз Малфой притянул его к себе сам.

С какой-то болезненной жадностью разглядывая его лицо, Драко отводил со лба упавшую челку, водил пальцем по шраму, очерчивал скулы, словно проверяя, все ли ему теперь можно. И Гарри блаженно замер под его прикосновениями, позволяя ему изучать его тело и подтверждая полные права на себя.

— Не представляю, как бы я жил, если бы не нашел твоих писем, — бормотал Гарри, нежась под прикосновениями длинных пальцев. — Я их еле нашел среди тонны других. Не представляешь, сколько там моих недоставленных писем поклонниц. Откуда их так много? — шептал он, притягивая Драко к себе и утыкаясь носом в светлые волосы, пахнущие вересковым медом. Он с наслаждением провел губами по виску с нежной кожей, под которой билась тонкая венка.

— Заклинание… Совсем несложное… — вяло отозвался Малфой, невольно подставляя под его губы еще ухо и шею.

— Так это все ты?.. — Гарри прекратил его целовать и чуть отстранился, уставившись в лицо непонимающим взглядом.

— Чтобы не досаждали герою, — глаза у Малфоя были настолько честные, насколько возможно. И серые. Серые. Никогда в жизни Гарри больше не сможет забыть, какой у них цвет. Как небо в грозу, как штормовой океан, на который они теперь обязательно поедут смотреть вместе с Малфоем.

Гарри фыркнул и рассмеялся, утыкаясь ему в плечо, пытаясь сделать вид, что возмущен, но его руки и губы говорили совсем об обратном, продолжая гладить, ласкать, вбирать его в себя целиком. И поцелуи легкие, сладкие, снова полились россыпью по лицу, по щекам и скулам.

— Ну вот как с тобой таким можно жить? — ласково выдохнул Гарри, изучая его губами.

— Передумал?

— Совсем сдурел? — Гарри почувствовал, как Драко напрягся, и тут же вцепился в него, не давая сбежать: — Даже не думай. Малфой, я серьезно. Выходи за меня. Пожалуйста. Выйдешь? — Гарри уже снова смотрел на него, сосредоточенно и влюбленно и продолжал умолять: — Ты нужен мне, Драко. Даже не представляешь, как нужен. В конце концов, кто же спасет мое золотое сердце? — горько усмехнувшись, припомнил он.

Малфой замер, и Гарри опустил глаза, в ожидании приговора. Он исчерпал все свои аргументы, но знал, что непременно добьется согласия, потому что просто не понимал, как всего лишь вчера он мог жить без Малфоя. За этот свой день рождения он словно прожил целую жизнь. Лучшую жизнь, из тех, что у него могли быть.

— Я.

Короткое слово разошлось по всему телу жаркой волной, но Гарри все еще страшно было поверить в то, что услышал.

— Значит, ты правда будешь моим? — неверяще уточнил он.

Вместо ответа Драко снова поймал его губы своими, и Гарри опять затянуло в безумие: он целовал его, задыхаясь, понимая, что скоро в легких закончится воздух, но это было неважно, потому что теперь Драко был его воздухом. Его смыслом. Его судьбой. Вся жизнь, весь огромный мир сжался в одну точку “Драко Малфой”, и не было ничего важнее его жарких губ и нежных до одури сильных и ласковых рук.

— Драко? Ты выйдешь? Скажи, — умоляюще выдохнул он.

Драко, тоже одурманенный их поцелуем, нежно отвел с поттеровских глаз лохматую челку:

— Да куда я от тебя теперь денусь, придурок? — спросил он с нежной насмешкой.

— Господи, Драко…

И дальше все случилось словно во сне: неловкое вытаскивание колец из кармана, привычное малфоевское фырканье “дай сюда, кретин, совсем ничего не умеешь”, “смотри, мне идет”, и новый исступленный поцелуй, затягивающий в себя как омут, скрепляющий договор.

Запахи цветов и летнего ветра, сплетались с медовым запахом Драко и накрепко связывали их обоих, ласково обвивая руки с тяжелыми кольцами.