Дом, где он занимал просторную четырёхкомнатную квартиру на пятом этаже, стоял в Денежном переулке. В том же доме, в соседней первой квартире проживал нарком просвещения Луначарский. Яшу подобное соседство ничуть не напрягало – как и само расположение дома, окна которого выходили прямо на здание бывшего германского посольства. Кого другого подобное совпадение заставило бы искать другое жильё, или хотя бы подпортило настроение, но не таков был Яша Блюмкин. Никаких «кровавых Мирбахов» в его глазах не мелькало; он находил даже некоторое удовольствие в том, чтобы сидя на подоконнике, созерцать место своего триумфа.
Ключ – бронзовый, старой дореволюционной работы со сложной двусоставной бородкой – скрежетнул в замочной скважине. Квартира встретила своего хозяина не слишком приветливо – остатками весенней сырости, с которой так и не справились тёплые летние деньки, да затхлым, нежилым запахом, какой возникает в домах, надолго оставленных владельцами без присмотра. Он не был тут уже больше полугода, и даже вернувшись недавно в Москву после очередной константинопольской командировки, он так и не удосужился навестить своё жилище. Но Яшу это не смутило – его вообще мало что могло смутить. Для начала, он распахнул настежь окна, те самые, смотрящие на бывшее германское посольство. Вытащил из портфеля французскую булку, полфунта нарезанной ветчины - перед тем, как поехать домой, он заглянул на Тверскую в Гастроном № 1, бывший Елисеевский, и закупился продуктами, в том числе, и жестянкой хорошего чёрного чая, к которому ещё со времён Персии испытывал слабость. Отыскал в шкафчике на кухне полупустую бутыль керосина, раскочегарил примус, закурил оставшиеся со Стамбула папиросы с турецким табаком, сел к столу и задумался.
Во время недавней своей «командировки» по линии ИНО[9]
- Блюмкин оказался в Стамбуле на роли ведущего агента-нелегала с псевдонимом «Живой». Для выполнения задания в его распоряжении имелась своя, никак, никак не связанная с советским Генконсульством резидентура. Яша сам подбирал и тщательно инструктировал этих людей: Льва Штивельмана, он же «Прыгун», легализованный как представитель фирмы, торгующей в Палестине и Сирии автозапчастями; его жену Нехаму-«Двойку», чья легенда была построена на торговле бижутерией по всему Ближнему Востоку (отличное прикрытие для курьера!), а так же её отца Мануса Альтермана («Старца»). Во время краткого визита в Париж по коммерческим делам (сам Блюмкин действовал под личиной персидского еврея Якуба Султан-заде, торговца древними еврейскими книгами, свитками, ритуальными одеждами и предметами культа) он завербовал и пятого члена своей команды, некоего Н. Шина, выходца из России, французского подданного, профессора музыки. В донесении в Москву, Трилиссеру, Яша характеризовал его как человека очень общительного, легко завязывающего связи, способного «проникнуть в любую среду» и привиться там». К тому же «товарищ Шин» имел открытый паспорт на Сирию и Палестину и, прекрасно зная Северную Африку и Ближний Восток, беспрепятственно мог получить визу в страну «конечной цели» и осесть там.Казалось бы, всё готово для успешного проникновения в Палестину, где раньше дела у советской разведки не ладились. Между тем, работать там было нужно – этот недавно отторгнутый от Турции регион, на территории которого действовал британский мандат, был охвачен незатухающими конфликтами, предоставлял из себя тучные угодья, в почву которых требовалось бросить семена мировой революции. Но тут произошло нечто, не то, чтобы разрушившеепланы агента с оперативным псевдонимом «Живой», но уж наверняка внёсшее в них изрядную толику неопределённости.
Дело в том, что именно в Стамбуле пребывал тогда опальный Троцкий. Некоторое время он жил в здании Генерального консульства СССР, но позже снял небольшую виллу на одном из островов в Мраморном море – оставаться в Константинополе, кишащем белоэмигрантами, для «льва революции» было бы небезопасно. И именно на этой вилле состоялась его встреча с бывшим сотрудником его секретариата, ныне резидентом советской разведки, Яковом Блюмкиным.