Хранить вечно. Дело № 1

Сам Яша относился к эзотерическим игрищам коллег с некоторой иронией, но отказывать Глебу Бокию, Агранову и покровительственному им Барченко поводов не имел. А потому – был в курсе ведущихся оккультных и нейроэнергетических изысканий и при случае оказывал посильную помощь. Например, наводил кое-какие справки, по большей части, на Ближнем Востоке и на Тибете, где интересом к схожим предметам и темам для изысканий уже успели отметиться англичане и немцы. Кроме того, ему случалось направлять на экспертизу перспективных подростков, если таковые попадались ему на пути - Гоппиус почему-то сосредоточился на пробуждении «скрытых возможностей мозга» именно у подростков. Так в итоге и вышло с Марком Гринбергом, сыном старинного Яшиного приятеля, осевшего в начале двадцатых в Палестине, и которого собирался привлечь к активной работе.

Второй же мальчик, Алексей Давыдов был ему совершенно незнаком, если не считать, разумеется, нескольких бегло просмотренных страниц в личном деле. Впервые Блюмкин увидел его лишь возле музея Кропоткина, но накрепко запомнил холодную дрожь, пробежавшую тогда вдоль его позвоночника. ощущение он тогда испытал. Англичане называют его «Someone is walking over my grave» - «словно кто-то прошёл по моей могиле» - и Яша звериным своим чутьём понял, что в данном случае ассоциация эта била, что называется, «в десятку». А значит, выпускать из виду обоих подростков (не зря же Марк оказался в этой истории тесно связан с Давыдовым?) ни в коем случае не стоило.

Оставалось собрать о мальчиках как можно больше сведений. Насчёт Марка Гринберга и его прошлого Яша знал достаточно, а вот с его приятелем дело обстояло иначе. Попытки выяснить, каким образом мальчишка попал в лабораторию, мало что дали. Выяснилось только, что его прислали согласно разосланного Спецотделом циркуляра - причём сам Гоппиус, изучив сопроводительные бумаги и лично переговорив с Алёшей Давыдовым, вообще усомнился в том, что данный «материал» представляет интерес для его работы. Он попросту не понял, почему мальчика сочли подпадающим под условия, изложенные в циркуляре – сколько-нибудь выраженные способности у него отсутствовали, а то, что было вписано в «сопроводиловку» походило на откровенную липу. Видимо, кто-то «на местах» захотел заработать себе «галочку», вот и прислал первого попавшегося подростка из ближайшего детприёмника и сочинил для обоснования этого подходящую историю. Москва далеко, и даже если там этот финт раскусят, то всегда можно оговориться рвением или превратно понятыми пунктами циркуляра.

Беседа с самим Алёшей тоже мало что дала Блюмкину – кроме, разве что, стойкого впечатления, что мальчишка далеко не так прост, каким хочет казаться. А значит, решил Яша, пусть оба поживут пока в своей коммуне, под бдительным присмотром Гоппиуса. Их время ещё придёт, а пока стоит выбросить Марка и Алёшу из головы, и заняться вещами позлободневнее.

Чайник на шипящей керосинке зафыркал, заплевался паром, смешанным с брызгами. Яша схватил его за ручку, обжёгся и принялся, шипя и скверно ругаясь по-турецки, шарить по кухне в поисках полотенца. Нашёл, набулькал крутого кипятка в фаянсовый с цветочками чайник, оставшийся от прежних хозяев квартиры, сыпанул заварки из круглой жестянки, раскрашенной яркими картинками со слонами, пальмами, пароходами и смуглыми индусами в чалмах. И совсем было взялся резать ветчину для бутербродов – как вдруг осознал, как мучительно хочется плюнуть на все эти холостяцкие деликатесы и засесть на вечер и половину ночи в каком-нибудь знакомом с прежних разгульных годков местечке. Вроде знаменитого «Кафе поэтов», где он когда-то частенько бывал в компании Бурлюка, Маяковского и футуриста Кручёных. Или в прогремевшем двумя годами позже "Домино", с которым тесно был связан весь «кафейный» период российской поэзии - когда, по словам одного из завсегдатаев этого почтенного заведения, «денег на печать стихов не хватало, а поэтов и гениев было пол-Москвы». Яша усмехнулся, вспомнив намалёванную художниками-футуристами вывеску кафе, над которой весь второй этаж растянулась другая, на которой черными огромными буквами по белому фону значилось: "Лечебница для душевнобольных".И, конечно же, знаменитое «Стойло Пегаса», которое основало сообщество имажинистов "Ассоциация вольнодумцев" во главе с Есениным, Мариенгофом и Шершеневичем…