Храните вашу безмятежность

— Я могла догадаться, — пробормотала Паола. — Его серенити хранил свою безмятежность от моих попыток сблизиться.

— Все вы друг друга стоите! — громко сообщила дона Муэрто. — И ты, и Чезаре, и твоя кровососущая подружка, и Карло Маламоко, и толстушка Маура.

Размахнувшись, свекровь швырнула в волны кольцо синьорины Раффаэле.

— Значит, так тому и быть. Играйте, детишки, храните вашу общую безмятежность.

— Матушка, — мои глаза увлажнились слезами восторга, — это так символично! Вы принесли морю драгоценную жертву.

— Что это с ней? — спросила синьора Маддалена вампиршу.

— Экстаз, — пояснила та. — Дона догаресса ощущает неразрывную связь с Аквадоратой.

— Ну и куда им разводиться, таким дуракам?

— Да никуда эту плаксу ваш сын от себя не отпустит.

И они синхронно вздохнули, с видом умудренным, но шутливым.

Для того чтобы войти в канал «Нобиле-колледже-рагацце», нам пришлось миновать городской причал и парапеты площади Льва. Зара умело лавировала меж гондол, я отвечала на поклоны и приветствия.

— Дона догаресса плывет в школу?

— Точно так, добрый гражданин.

— Ваша фрейлина, кажется, похорошела?

— Дона Раффаэле благодарна вам за комплимент, любезный Арлекин.

— Что за корсарка с вами, дона Филомена?

— Моя тишайшая свекровь синьора Муэрто, любопытный Вольто.

— Разве она не умерла? Догаресса может возвращать с того света?

— Умерла? Вы это слышали, матушка? — разводила я руками. — Или в Аквадорате был объявлен траур?

— Вон в той гондоле, — шепнула вампирша, — припоминают, что слухи о том, что матушка его серенити — пират, ходили довольно давно.

— Значит, наши новости никого не удивят?

— Люди обожают быть умными задним числом, — пояснила вампирша. — Они видят дону Муэрто, это вступает в противоречие с тем, что они знали, поэтому сразу начинают сочинять, что да, что-то такое уже давно подозревали.

У Нобиле канала был затор, гондолы, сталкиваясь бортами, толпились у узкого входа. Я поприветствовала родителей Мауры, свекровь окликнул черноволосый господин с сединой на висках:

— Маддалена, лопни мои глаза, ты решилась выйти в свет?

— Закрой рот, Фаустино, — любезно ответила та и вполголоса сказала нам: — Дон Маламоко, батюшка Карло, тот еще балагур.

— В стороны! — разнесся громкий клич. — Пропустите гондолу его серенити.

— Можно подумать, Аквадората не республика, — возразил кто-то неподалеку. — Ну дож, и что? Не король ведь, пусть ждет со всеми.

— Тем более дона догаресса никакой исключительности к себе не требует.

— И проявляет скромность, присущую великим правителям.

Граждане довольно громко роптали и продолжали меня превозносить, но весла уже стучали в медных форколах, гондолы расступались, освобождая дожу дорогу.

Я обернулась, Чезаре стоял на палубе в своем золотом кафтане, у ног его сидела четверка гвардейцев, синьор Копальди правил, опершись ногой о борт.

Граждане, резко изменив настроение, приветствовали тишайшего Муэрто восторженными криками. Я молчала, язык прирос к нёбу. Ну же, Филомена, расстояние между вашими гондолами уменьшается, прыгай, бросайся на шею. Зрителей довольно.

Глаза мои встретились с глазами цвета спокойного моря, время растянулось в бесконечную рыбацкую сеть, и я попала в нее, ощущая, как она сворачивается вокруг моего неподвижного тела.

Никуда я не прыгну, не посмею. Потому что, если он мне откажет, умру в тот же миг.

Гондолу тряхнуло, подошвы золотых сапог стукнули о нашу палубу. Чезаре!

— Молчи! — приказал дож. — Матушка, рад видеть тебя в добром здравии. Дона… Раффаэле, тебя не рад, но поговорим после. Теперь ты.

Он взял меня за плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Запомни раз и навсегда, капризная рыжая саламандра: никакого развода я тебе не дам, до самой своей смерти. Поняла?

Я попыталась открыть рот, но Чезаре заорал:

— Молчи! Ни слова.

Я смотрела на супруга и часто моргала. Он тяжело дышал и, кажется, потерял нить разговора.

— Развода не дам, — пробормотал он негромко. — Да! И после моей смерти, Филомена, ты свободы не получишь. Так что о жизни веселой вдовушки забудь мечтать сразу. Дворцовые юристы об этом позаботятся.

— Чезаре запер этих крючкотворов в Пьомби перед отплытием, — сказал с соседней гондолы Артуро, обращаясь к синьоре Муэрто. — Разумеется, они напишут все, что он им приказал.

Дож сурово посмотрел на секретаря и вернул взгляд ко мне.

— И не воображай, что наш брак будет фиктивным. Ты станешь моей женщиной немедленно.

Подумав о зрителях вокруг, я вздрогнула. Немедленно? Прямо здесь?

— Да, я мерзавец, — кивнул дож, — тиран и чудовище. Привяжу к себе любимую женщину вопреки ее желанию, не смогу подарить ей детей…

— Это мы еще посмотрим! — пискнула я. Плечи болели от крепкой хватки. — Стронцо Чезаре.

— Грязный рот.

— Так целуй, ты задолжал мне сотни поцелуев за эти «стронцо».

Ресницы тишайшего дрогнули.

— Ну? — подначила я. — Или слухи о женолюбии его серенити ложь?

— У меня не было женщины с того дня, как я подобрал в водах лагуны рыжую куклу в коротком платьице.

— Похвально. Но я, представь, тоже тебе не изменяла.