Хранитель истории династии. Жизнь и время князя Николая Романова

Спустя почти восемь лет после описанных событий, в интервью журналисту Евгению Киселёву[177] для документального фильма «Правнук императора», Николай Романович скажет, что, возможно, ему следовало при ответе использовать более мягкие слова и вообще написать письмо не так резко: «…я должен сказать, что Владимир вскоре умер, мне даже сделалось досадно, что я так “круто” ответил. Если бы я знал, что он серьёзно болен, может быть, я немного изменил некоторые слова, которые я использовал»[178]. Но обратно время не повернуть вспять, а опубликованный на страницах одной из старейших газет ответ Николая Романовича восстанавливал историческую справедливость по отношению к великому князю Николаю Николаевичу.

Однако вернёмся снова в 1991 год. Среди консервативно настроенной части представителей русской белой эмиграции визит Владимира Кирилловича и его супруги в Санкт-Петербург вызвал неоднозначную реакцию. Резко против поездки высказался архиепископ Лос-Анджелесский и Южно-Калифорнийский Антоний (Синкевич), долгие годы поддерживавший и самого Владимира Кирилловича как главу Российского императорского дома, являясь его духовником, и, вместе с епископом Григорием (Граббе), с каждым годом затухающий интерес к «императорской семье» в Синоде Русской зарубежной церкви.

В журнале «Православный вестник Нью-Йоркской и Канадской епархии» владыка Антоний опубликовал статью под названием «Великий князь Владимир Кириллович и его посещение СССР»[179]. В ноябрьские дни 1991 года он приехал в Париж к своему «духовному чаду» с одной целью – отговорить от поездки в Санкт-Петербург, но Владимир Кириллович проявил твёрдость и в дышавший на ладан СССР всё же поехал, после чего отношения между архиепископом и князем были разорваны.

В апреле 1992 года князь Владимир Кириллович вместе с женой княгиней Леонидой Георгиевной в сопровождении князя Николая Николаевича Урусова отправился во Флориду. Визит был организован одним из ведущих американских банков. Предполагалось, что Владимир Кириллович выступит с двумя речами – одной в Майами, другой на фешенебельном курорте в Палм-Бич 22 и 23 апреля. В своей речи князь хотел отразить ухудшающееся экономическое положение в России и рассказать своё видение на перспективы развитие страны в ближайшем будущем. По прилёте в Майами Владимир Кириллович встретился со своим троюродным братом князем Павлом Дмитриевичем Романовским-Ильинским[180], который совершил весьма своеобразный поступок – публично преклонил перед троюродным братом колено и поцеловал ему руку.

На следующий день должна была состояться публичная пресс-конференция. С утра Владимир Кириллович почувствовал лёгкое недомогание, его подташнивало. Леонида Георгиевна дала ему лекарство, которое сразу помогло. Приехав в зал, где собралось около сотни журналистов, он был радушно встречен представителями управления банка. За время пресс-конференции Владимир Кириллович успел ответить на несколько вопросов, касающихся положения дел в России и возможной реставрации конституционной монархии. Неожиданно для всех одна журналистка задала ему вопрос на испанском языке о российской молодёжи. Владимир Кириллович, отлично владевший испанским языком, начал отвечать, но вдруг упал лицом на стол. В глубокой коме его доставили в госпиталь «Милосердие», где врачи констатировали смерть.

На следующий день после кончины Владимира Кирилловича в Синодальном храме РПЦ.З в Нью-Йорке прошла панихида по новопреставленному князю. Панихиду совершили и в Майами. Настоятель храма Святого Владимира иерей Даниил Макензи в присутствии вдовы и близких молитвенно почтил память Владимира Кирилловича.

Гроб с телом Владимира Кирилловича был доставлен в Париж, перевезён в пригород на русское кладбище Сент-Женевьев-де-Буа и помещён в храме Успения Божией Матери. Князь ещё при жизни изъявил желание быть похороненным в России в Петропавловской крепости. Начались долгие переговоры с российскими властями. Предлагалось провести погребение в Александро-Невской лавре, в Новоспасском монастыре в Москве и даже на Новодевичьем кладбище, но семья покойного настаивала только на похоронах в крепости. Русская зарубежная церковь предложила Леониде Георгиевне похоронить мужа в Леснинском монастыре под Парижем, но и здесь был получен отказ. В конце концов, после вмешательства тогдашнего мэра Петербурга Анатолия Собчака и получения разрешения от Президента России Бориса Ельцина, было принято положительное решение о проведении похорон в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора.