Вера растерялась и спросила, что та имеет в виду.
— Не надо притворяться овечкой и святошей, Вера Евгеньевна! — по-прежнему тихим голосом с упором на шипящие сказала директриса. — Школа — это большой дружный коллектив, где все всё друг о друге знают, и мы не потерпим, чтобы в нашей дружной семье появился очаг разврата! Совращать молодых преподавателей, зная, что это могут увидеть дети, в высшей степени аморально!
— Что-о? — Вера посмотрела на директрису в упор и успела заметить, что в глазах ее нет холодного равнодушия, теперь там полыхала самая настоящая ненависть.
И еще жадность и злость.
«Ты, жалкая мелкая дрянь, — прочитала Вера за долю секунды, — ты посмела попытаться отнять то, что принадлежит мне! И ты думаешь, что у тебя это получится? Да я сотру тебя в порошок, так что от тебя не останется даже воспоминания! Да ты даже не человек, ты просто мелкое насекомое, как комар, которого можно прихлопнуть в одну секунду!»
Обмен взглядами продолжался еще несколько секунд, но до Веры наконец все дошло. Директриса сама положила взгляд на Андрея Викторовича. Еще бы — в школе появился мало-мальски приличный мужчина, и она вовсе не собирается отдавать его какой-то молоденькой училке!
Пелена спала с Вериных глаз, она вспомнила, что несколько раз видела Андрея Викторовича выходящим из кабинета директора, куда его зазывали под благовидным предлогом, поняла наконец, отчего прекратились уютные посиделки в учительской, поняла, что хотела ей сказать завуч своими намеками… Боже, до чего же она была глупа и наивна!
Но эта стерва, она нахально использует свое служебное положение, чтобы избавиться от соперницы!
Ясно, что Вере в этой школе больше не работать, и она хотела напоследок высказать директрисе все, что о ней думает, но снова, как и всегда, язык присох к гортани, снова перед глазами встала мать — красная, растрепанная, снова Вера услышала ее визгливый голос — и не смогла выдавить из себя ни слова.
Она молча повернулась и вышла из кабинета, молча оделась в пустой раздевалке и отправилась домой. Никто ее не удерживал — уже начался урок, и в школе было тихо.
Целый вечер Вера тупо сидела перед экраном телевизора, выключив звук, телефон тоже отключила, хотя ясно было, что никто не станет ей звонить и утешать. Кто такая Вера? Да никто, никому не нужна, вот хоть сейчас помереть тут, на этом диване, никто не хватится. Разве что мать приедет за чем-нибудь…
Вера представила, как мать входит в квартиру и находит на диване ее мертвое тело. Стало так плохо, что она опрометью бросилась в ванную. Потом нашла у матери снотворное, которое та пила очень давно, когда ушел из дома отец, выпила две таблетки и провалилась в тяжелое свинцовое забытье.
Разбудили Веру звонки в дверь. Она долго не могла понять, что это за шум, с трудом встала и потащилась открывать, пошатываясь и держась за стенки. Пришла та самая престарелая учительница английского, Валентина Николаевна, которая так не вовремя уехала в санаторий. Увидев Веру — растрепанную, с синяками под глазами и опухшим лицом, она только головой покачала.
— Вот, — сказала она, проходя в комнату, — пришлось на три дня раньше уехать из санатория, ну да ладно, все равно там лечения никакого. — Под ее укоризненным взглядом Вера запахнула халат и кое-как разгребла щеткой волосы. — Ты вот что, — сказала Валентина Николаевна, — напиши заявление по собственному желанию, я передам, потом документы все тебе принесу. И побыстрее все надо сделать, пока наша не передумала. Она-то хотела по статье тебя уволить, без права работы в школе. Ну, мы с завучем уговорили ее шума не поднимать. Я ее не боюсь, у меня давно возраст пенсионный, хоть завтра пускай увольняет, а завуч у нас не совсем все-таки совесть потеряла, педагог еще старой выучки. Так что ты уволишься по-тихому, все и забудется со временем, потом можно и снова в школу… Не к нам, конечно…
— Да в гробу я видела эту школу! — вырвалось у Веры.
— Ну и ладно, ты молодая, способная, найдешь работу, с голоду не умрешь. Свет клином на школе не сошелся, это я тебе точно говорю. — Валентина Николаевна погладила ее по плечу, и это было ошибкой, потому что Вера тут же заплакала.
— За что со мной так? Что плохого я сделала? Ведь мы с ним просто разговаривали…
— Да ни за что, — вздохнула Валентина, — и ясно, что ничего плохого ты не сделала. И не глупая ты, а просто наивная. Молодая, тебе и не представить, какие люди бывают. Что ж теперь делать, это — жизнь. Нравится или не нравится, а делать нечего. Одно могу сказать — не все такие, как наша директриса. Молодец, что ругаться не стала, тогда бы она тебя просто по стенке размазала. Так что отложи это в памяти, будет тебе урок.
Вера только вздохнула, она не собиралась рассказывать о своей аллергии на шумные ссоры и скандалы.
Вечером позвонил Андрей Викторович. Запинаясь и покашливая, он бормотал, что у директрисы большие связи и она спокойно может сделать так, что в этом году ему не дадут защититься. А там время пройдет, и он может вообще остаться не у дел.
Не дослушав, Вера повесила трубку.