Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

Мое внимание привлек металлический шкаф, который выделялся на фоне всей картины разрушения. На его алюминиевой дверце было оставлено множество кровавых отпечатков чьих-то рук. Я не тешил себя иллюзиями, что сектант может прятаться в «сейфе», но решил открыть дверь и заглянуть внутрь. Каково же было мое удивление, когда внутри шкафа я увидел очень узкий и длинный проход, ведущий в темноту.

– Добро пожаловать в Нарнию, – произнес я с мрачной иронией.

Меня пугала необходимость пробираться по тесному коридору в неизведанную темноту, искаженную Лабиринтом. Страшно было даже не застрять или заблудиться в бесчисленных развилках – в конечном счете я всегда находил выход на Поверхность. Стены, пол и потолок коридора были скреплены болтами и гайками, которые торчали тонкими штырями, жаждущими вцепиться в мою одежду, кожу и мясо. Сгорбившись как Квазимодо я полез внутрь, аккуратно огибая выступающий крепеж, который, несмотря на все мои старания, ухватился за шлевки брюк. Пока я освобождался из плена, другой болт оставил жгучую ссадину на моей шее. От нервного напряжения хотелось взвыть и бежать вперед, невзирая ни на какие раны. Чтобы немного успокоиться, я остановился и некоторое время просто глубоко дышал. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Взяв себя в руки, я не торопясь выбрался из капкана.

Но всего через несколько шагов лист металла под моей ногой прогнулся, и его стон тягучим эхом протянулся вглубь темноты по всему коридору. Этот звук оповестил о моем появлении всю запретную часть Лаборатории. Я молча выругался, а затем замер на месте, стараясь даже дышать медленнее. Я не прятался, но если в этом лабиринте кто-то был, то я хотел услышать его шаги. Но сколько я ни молчал, никаких звуков, кроме биения собственного сердца, я не услышал. И я пошел дальше, невзирая на шум, который создаю, лишь изредка останавливаясь, чтобы отцепиться от очередного штыря или чтобы убедиться в том, что эхо моих шагов – это именно эхо моих шагов, а не чьих-то чужих.

Коридор не был прямым – он изгибался, поднимался и опускался, но никогда не менялся в размерах. В нем встречались развилки, но кровавый след из пляшущих человечков направлял мой путь. В какой-то момент, сложно сказать, как скоро, потому что я не ощущал время таким, каким оно было на самом деле, я почувствовал запах топленого жира. Сначала слабый, он становился все сильнее и сильнее, пока не стал вызывать отвращение. Вскоре после этого за одним из поворотов я увидел слепящий желтый свет, идущий через широкую решетку в полу коридора. Тут же обрывался кровавый хоровод. Я почувствовал облегчение. Теперь можно было вылезти из узкой щели в нормальную комнату.

Я поднял решетку и начал спускаться. Я хотел спрыгнуть вниз, но получилось скорее неуклюжее падение, достаточно болезненное, на керамический пол. Но то, что я увидел, очутившись внизу, заставило меня мгновенно подняться на ноги.

Пол вдоль стен был уставлен бесчисленным множеством горящих свеч, покрытых черной копотью, которые и являлись источником мерзкого запаха. Эти свечи изготовили не из воска или парафина, нет – их сделали из животного жира. Только вряд ли в качестве животных использовали животных. Среди рядов обрядовых огней в слое пыли и копоти лежали осколки раздробленных костей. Это место было могильником, который обезумевшие сектанты превратили после своей смерти в алтарь проклятых богов, принеся собственные тела им в жертву. Их души, запертые на этажах Лаборатории, не в силах попасть в Рай или Ад, вероятнее, конечно, в Ад, получили в награду за свою преданность безумие, которым они окрашивали стены, пол, потолок вокруг себя. А эта комната стала их храмом.

Почему именно она? Потому что эта комната была их усыпальницей при жизни и после смерти. Это можно было понять по нагромождению кроватей и энцефалографов, сдвинутых к одной из стен. На этих постелях мертвые спали, встречаясь в снах со своими богами, а ученые следили за их физиологией. Так продолжалось до тех пор, пока вирус Ницше, созданный Крампом, не породил сверхлюдей, которые бросили вызов богам и убили всех их последователей. Но и сами они были обречены на смерть, если не от пуль охраны, так от голода, настигшего их после консервации этажа.

Но последователи Древних богов вернулись в виде призраков и вновь завладели этими залами. Темные духи, мучимые памятью о снах, казавшихся кошмарами для обычного человека и благословением для оступившихся, начали созидать свои грезы в виде кровавых рисунков. И эта комната, этот темный храм стал апофеозом того мерзкого первобытного творчества, которое я увидел в лабиринтах Лаборатории.