Хранитель очарованных комнат

– Турмалин, значит? – Флетчер поставил свой чемодан. – Я слышал про такую вот связь драгоценных камней и магии. Моя матушка когда-то посещала врача, который использовал всякие минералы для лечения болезней, он говорил, они соответствуют разным видам магии. Я и слову его не верил.

Мерритт с трудом перенес свое внимание на Флетчера:

– Что-то такое припоминаю. А почему?

Тот пожал плечами:

– После единственного раза, когда я к нему сходил, у меня выступила сыпь. Ты не помнишь? Нам было по четырнадцать. Я два дня в школу не ходил, а когда вернулся, братья Барретты никак не могли оставить в покое мои «новые веснушки».

– Не помню, и как же досадно! – рассмеялся Мерритт. – У тебя та же комната, что и в прошлый раз; я очень хотел бы пожить с тобой вместе, но наша дражайшая экономка считает, что это недостаточно гостеприимно. Так что она временно выселила нашу горничную из ее комнаты. И слышать ни о чем другом не желает.

Флетчер снова подхватил свой чемодан.

– Какой прием. Давай-ка я его занесу, а потом ты мне покажешь, что тут сделал. – Он кивнул Хюльде, направляясь к лестнице. Мерритт пошел следом, пытаясь не пялиться на нее. Но он все равно смотрел, и через ее нос перекинулся бледно-розовый мостик румянца.

Однако прежде, чем Флетчер успел дотянуться до перил, лестница начала двигаться. Так же, как и пол, и стены, и потолок.

Мерритт чуть не завалился назад, когда пол стал подниматься, совсем как в тот раз, когда Оуэйн передвинул стул Хюльды в его кабинете. Вот только наклон становился гораздо круче и гораздо быстрее, и все половицы двигались одновременно.

Сумев удержаться на ногах, Мерритт съехал в дальний угол между портретом и дверью. Прижавшись спиной к стене, он понял, что вся комната вращалась.

– Оуэйн! – заорал Мерритт. – У нас же гости!

Но это заявление лишь заставило призрачного волшебника приложить еще больше магии, и комната вздыбилась на полные сорок пять градусов, Флетчер выронил чемодан, который улетел в столовую, и ухватился за перила обеими руками. Хюльда вскрикнула, споткнулась и упала в сторону двери.

Оттолкнувшись от стены, Мерритт сумел обхватить ее за талию, прежде чем она ударилась. От столкновения ее очки сползли на самый кончик носа.

Но Оуэйн еще не закончил. Комната наклонилась на пятьдесят градусов, на пятьдесят пять, на шестьдесят…

Гравитация вновь впечатала Мерритта в угол возле портрета. Он продолжал держать Хюльду, так что она, в свою очередь, врезалась в него. Он уперся одной ногой в дверной косяк, чтобы устоять на месте.

– Не бойтесь, миссис Ларкин! – Он улыбался, несмотря на то, что комната продолжала вращаться. – Может, через минутку мы сумеем выскользнуть в неподвижную комнату.

Флетчер что-то прокричал. В окне появилось лицо Бет, но было трудно открыть дверь, расположенную под углом и продолжающую поворачиваться. Комната поднялась уже настолько, что Хюльда практически лежала на нем, и его тело будто зажигалось там, где она к нему прижималась: мягкая под этим новым платьем, твердая там, где под ним скрывался корсет.

Он ожидал, что она станет ругать дом – Оуэйн прислушивался к ней, как ни к кому другому, – но вместо этого она уставилась на него: щеки этого прелестного розового оттенка, очки едва держатся, изящный локон лежит на шее.

Они добрались до девяноста градусов, когда она моргнула, будто проснувшись, и уперлась обеими руками в его грудь – против чего он совсем не возражал – и постаралась подняться, насколько могла, учитывая обстоятельства.

– Оуэйн Мансель! Я все еще могу запереть тебя в библиотеке!

Дом вокруг них, казалось, вздохнул. А бедный Флетчер висел на лестнице.

– Я же сказал, он по большей части смирный! – Мерритт стукнул кулаком в стену, на которой лежал. – Ну, давай уже, а то Флетчеру придется уехать домой!

Раздался стон, и приемная начала медленно, как стрелки часов, поворачиваться в обратную сторону, по градусу за секунду. Недостаточно быстро, чтобы Хюльда могла с легкостью встать на ноги, так что Мерритт все еще прижимал ее к себе, держа рукой за талию, чтобы она не ушиблась.

Она попыталась поправить платье, несмотря на свое положение.

– Прошу прощения, мистер Фернсби.

– Вы не виноваты.

– Технически, виновата.

– У вас очень красивое платье, – сказал он, и она вознаградила его новой порцией этого сияющего румянца. От нее пахло розовой водой и розмарином… и на платье были розы. Интересно, она сама сознавала, какую прелестную метафору собой олицетворяла?

Со скрипом комната встала на место. Хюльда не спешила отстраняться от него, а Мерритт не спешил ее отпускать. И лишь когда Бет ворвалась в дверь, спрашивая, все ли у них в порядке, а Флетчер поинтересовался, стоит ли ему привыкать к тому, что комнаты будут вертеться, пока он здесь, Мерритт вспомнил, что они не одни, хотя ему бы очень хотелось обратного. Его руки опустились. Хюльда разгладила юбку, медленно отводя свои карие глаза от него. Что бы он увидел в ее глазах, если бы их зрительный контакт не разорвался?

Она снова прочистила горло, вырывая его из раздумий: