Глоддрик выставил меч перед собой и завел левую ногу назад, подогнул колени, готовясь бить первым, но женщину обступила тройка других воинов Кровавого Легиона. Здесь были все, кроме генерала Рокузана. Картаг Дробитель, горхолд высотой в два с половиной метра, челюсть его была сдвинута на бок, а со свисшего языка и кривых неровных зубов все стекали струи слюней, взгляд же его посаженных близко, как у гориллы, глаз был пустым и отсутствующим, что говорило о его умственной отсталости. В руках, вздувшиеся мышцы которых толщиной могли бы поспорить с диаметром ствола среднего дерева, держали два огромных шипастых кистеня на цепях. Другой горхолд был высоким, помимо стальной шипастой кирасы и щитков на предплечьях и бедрах он носил плащ с капюшоном, почти полностью скрывавший его длинное, вытянутое лицо, из которого был виден лишь острый подбородок. Его шесть рук держали по искривленному мечу. Нангор Шестирукий или же Нангор Паук. Другой же воин среднего роста и коренастый, широкоплечий, был с головы до пят закован в тяжеленную броню, даже его щупальца, стоявшие дыбом, были обиты железом, точно его голова была навершием моргенштерна. Через его доспехи и двуручный стальной топор сверкали молнии, он сам по себе был постоянным проводником электричества. Легион, который в глубокой древности наводил ужас на весь род разумных существ смертной природы, косил толпами силы сопротивления, множа победы воинства Многорогого. Отряду, прославленному в мифах древности, бросал вызов человек нового времени. И это лишь еще больше вгоняло его в раж.
– Мы с тобой вволю поиграемся, – сказал Железноголовый, голос которого звучал глухо из-под пластинчатого забрала, усеянного мелкими дырами для вентиляции.
Глоддрик без лишних слов стремглав кинулся на них. Когда он прыгнул на Ашгару Горгону, занеся меч в ударе, его гогочущий вопль был слышен даже на стене.
***
Таран в ворота уже не бил – толпы красноголовых ломились в них, то наваливаясь толпой, то прорубали лазы топорами. Северяне под предводительством Гримблы стояли с оружием наготове, Энросцы за ними продолжали косить врагов за стеной равномерными залпами.
– Ждем, – протянул Гримбла, перехватывая топор поудобнее, – ждем…
Лица таких же северян, как и его молодчики, высовывались из прорубленных в воротах дыр, размалеванные боевыми красками они издавали те же кличи, вопили, требуя крови собратьев. На широких же их волосатых грудях красовались сделанные каленым железом клейма Азрога.
Тут, наконец, под их следующим навалом ворота поддались, с громким хрустом переломились, и по груде обломков балок, камней и разбитых бревенчатых досок во внутренний двор ломанулись варвары с Севера, присягнувшие Заргулу. Люди Гримблы ответно взревели, после чего завязалась настоящая мясорубка. Когда бьются сыны Севера, то кровопролитие не уступает равшаровым побоищам. Выбитые зубы, животные вопли, раскроенные топорами черепа, рукопашное месилово – все это нашло свое место и здесь. Краух Гримбла, несмотря на подступающую старость, уложил пятерых. Первый – юнец, у которого даже еще борода не начала расти, но до ужаса высокий и мускулистый, несмотря на свою физическую силу, отличался откровенным неумением сражаться, он размашисто занес свои топоры, по скоростной восходящий размах орудия Гримблы врезал ему по подбородку, топорище рассекло челюсть и раскололо череп надвое. С двумя другими – татуированными молодцами – один в медвежьей шкуре, другой в одной набедренной повязке, он расправился без особого труда, первый при атаке не рассчитал силу, лихо размахнувшись мечом, Гримбла ушел в сторону от удара, а когда тот, что в шкуре, повалился вперед, ударом топора об затылок вышиб врагу мозги. Тот же, что с голым торсом, попробовал достать Гримблу кинжалом, но король Севера захватил руку в движении, выкрутил ее, ломая кисть, и, перехватив топор, вскрыл его лезвием брюхо врага. Ему удалось уложить еще двоих. В такой неразберихе, братоубийственном замесе, где северяне бьют северян же, было сложно разобрать, где свои и чужие, но Гримбле долго думать не пришлось – на него напрыгнул чернобородый Вагарн, ловко перемахнув через сваленные на землю трупы. Он был вооружен двумя палашами, одет же был в грубую заляпанную грязью серую тунику, на которую были наброшены ржавые стальные пластины, его мешковатые штаны были подвязаны веревочными портянками.
Гримбла ушел от дугового удара палашом в голову, уклонился от горизонтального в область пояса и ударил в ответ, его топорище понеслось в голову Вагарна, но тот успел отдернуться, инстинктивно вскинув палаш, который со звоном столкнулся с лезвием топора, едва не переломившись.
– Вы с этим черножопым ублюдком порешили моего брата, – с ненавистью сквозь зубы сказал Вагарн, сквозь его сгнившие от налета зубы стекала слюна на спутанную черную бороду.
– Он уже был мертв, придурок, – ощерился Гримбла.