Хранитель времени

Американские студенты не могли завести свою машину; один из них остался за рулем, а другие вылезли и стали со смехом и гамом толкать машину сзади, гоняя ее по площади. Наконец мотор, отчаянно фыркнув, заработал. Студенты, хохоча и переговариваясь, пошли к гостинице и почти столкнулись в дверях с моей вчерашней знакомой.

Она заговорила с ними.

Они вежливо ее слушали, вежливо улыбались, но даже издали было видно, что они только и думают, как бы смыться. Женщина закончила разговор, как мне показалось, на половине слова, и студенты исчезли, словно их сдуло ветром.

— Доброе утро, — сказала я, подходя. — Уезжаете на остров?

Женщина задумчиво покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Я передумала. Зачем мне, в конце концов, этот остров? Я решила улететь в Осака. Улететь в Осака, вот и все.

— Вот как, — сказала я. — Тогда счастливого пути.

— Мило с вашей стороны, — сказала женщина рассеянно. — Вы остаетесь здесь? А мой самолет улетает через час. Еще целый час ждать, мой бог…

Она кивнула мне, и я вошла в холл. Студенты спускались по лестнице, таща чемоданы и сумки: очевидно, собрались ехать на машине дальше. С одним из них — долговязым блондином — мы были немного знакомы. Я спросила его, кто эта дама, с которой они только что разговаривали.

— Эта дама? Понятия не имею! Я ее первый раз в жизни здесь увидел. Но ее знает Стив, мой товарищ. Он тоже из Хартфорда. Послушай, Стив! — крикнул он. — Иди сюда. Здесь спрашивают о леди из Хартфорда.

Стив был такой же длинный и плечистый, будто все они играли в одной и той же баскетбольной команде. Как они умещались в этой маленькой машине, было невозможно представить.

— Леди из Хартфорда? — сказал Стив. — Собственно, я знаю ее мало, у них в доме бывал мой старший брат. Он дружил с Виком, ее сыном. Брат говорил, что часто бывал у них до того, как все это случилось.

— Что случилось?

— Ну, то, что произошло с Виком.

— Послушайте… — сказала я. — Вы можете рассказать, что с ним произошло?

— А вы ничего не знаете? — Стив внимательно посмотрел на меня.

— Ничего.

— В общем… Вик имел какое-то отношение к атомному взрыву в Хиросиме. Принимал участие в подготовке как будто. Я точно не знаю, ведь об этом прямо говорить не любят. Когда он вернулся в Штаты после всей этой истории, он вроде был в порядке. Так, во всяком случае, мне рассказывал брат. А потом Вик стал появляться на людях все реже. Что-то произошло с ним. Он перестал выходить из дому, никого не хотел видеть. Мать привозила к нему знаменитых врачей, одного за другим, но все без толку. Что-то сломалось в нем, понимаете. Сейчас он совсем не выходит и ни с кем не говорит. Вот уже столько лет.

Стив посмотрел на часы.

— Ох, простите, мы опаздываем! А вдруг эта старая развалина опять не заведется? Торопитесь, торопитесь, мальчики!

Он сгреб в охапку чемоданы и побежал к машине. Товарищи ринулись за ним. Я услышала снова чиханье мотора, а потом смех, гам, и, наконец, машина, подпрыгивая, покатила по мосту.

Я осталась в холле одна.

Перед глазами моими стояли лица двенадцати американцев — членов экипажа самолета «B-29», — какими я видела их в книге, купленной в киоске гостиницы.

Это была странная книга, где справки для туристов и путеводитель по городу соседствовали с подробным описанием, как была сброшена на Хиросиму атомная бомба. На фотографиях все двенадцать летчиков улыбались. Из этой же книжки я узнала, что один член экипажа «B-29» после конца войны умер, четверо по-прежнему служат в воздушном флоте, остальные семь оставили военную службу. Никто из них ни разу больше не был в Японии. Только немногие члены экипажа видели друг друга после того, как вернулись домой.

Я припоминала лица, смотревшие на меня со страниц книги, и старалась понять, как эти люди живут сейчас. Вот тот из них, кто первым увидел из самолета вздымающееся ввысь чудовищное облако взрыва и сказал товарищам: «Души всех японцев поднимаются к небесам». И другой — тот, что за минуту до того, когда была сброшена атомная бомба, надел на руку четки, подаренные ему матерью. И еще один — тот, кто в беседе с журналистами заявил, что ничего не знал о цели полета. И тот, кто рассказывал потом, как хорошо он спал дома после возвращения, до той поры, когда по телевидению показали изуродованных взрывом японских детей и девушек с бесформенным месивом вместо лица, привезенных на пластическую операцию. И он вдруг перестал спать…

Они, эти люди, ни разу больше не были в городе, уничтоженном сброшенной ими атомной бомбой. Но пережил ли хоть один из них то, что испытывает сын этой женщины — человек, который не смог забыть?

Когда я снова вышла на площадь, дама из Хартфорда стояла на том же месте, где мы простились. Седые волосы ее тихонько раздувал ветер.

Она улыбнулась мне, и я села рядом на скамью.