Хранитель времени

Он покосился в мою сторону и ничего не ответил. Наступила небольшая пауза. Потом мой спутник что-то скомандовал шоферу, бросив стыдливый взгляд на счетчик, и машина свернула.

— Сейчас мы увидим триумфальную арку императора Адриана, — бодро произнес он.

— Послушайте, — сказала я, — покажите мне тот район, где вы живете.

— Где я живу? — удивился он.

— Ну да.

— В Афинах нет трущоб на окраинах, — тревожно сказал он. — Это очень красивый, благоустроенный европейский город.

— Ну-ну, — сказала я, — про это я уже слыхала. Маленький Париж.

Опять наступила пауза.

— Так вы в самом деле хотите поехать в район, где я живу? — спросил он.

— В самом деле.

— Но это далеко отсюда.

— Ничего, я не устала.

Он задумчиво хмыкнул.

— Так-таки прямо сейчас и поедем?

— Давайте, — сказала я.

Он опять задумчиво хмыкнул. Потом что-то сказал шоферу, и мы покатили.

Сейчас мы ехали по шумной улице с мастерскими, где можно было увидеть сапожников, латающих башмаки, гончаров, расписывающих глиняные кувшины, мастериц, сидящих за швейной машиной и бросающих любопытные взгляды в окно. Под деревянным навесом шла шумная торговля всяким дешевым барахлом. Каменотес, постукивая молотком, возился у ворот с глыбой мрамора. Где-то запел во все горло петух, точно в деревне. Шмыгнул мальчуган; в правой руке он нес большую медную тарелку, висящую на металлических стропах. На тарелке стоял дымящийся кофейник, тоже медный, и две крошечные чашки. Вместе со всем этим хозяйством мальчуган едва не угодил под машину.

Шофер заорал на него, как полагается всякому шоферу, а мальчуган, подтянув штаны, показал ему язык, как полагается всякому уважающему себя мальчику, и побежал дальше.

Провожатый мой ерзал на сиденье. Объяснять тут было совершенно нечего, и ему приходилось молчать, что было для него мучительно.

— Давайте я вам расскажу легенду о богине Афине, — наконец решительно сказал он. — Однажды Афина поспорила с Зевсом о том, кому будет принадлежать город. Она взмахнула рукой, и из земли…

— Ох, ради бога! — взмолилась я.

Он виновато умолк.

Сквозь окно повеял запах водорослей и остывающего песка. Мы проехали еще немного, и я увидела плоский берег с твердой песчаной полосой, хорошо укатанной прибоем. У самой воды тянулась малахитовая кромка водорослей. Маленькие волны накатывались на песок, Вдоль дороги белели хибарки рыбаков.

— Стоп! — вдруг заорал мой спутник, подняв вверх руки.

По шоссе, тяжело ступая, шла высокая, грузная женщина. Мой спутник выскочил, и женщина бросилась к нему.

Она заговорила с ним по-гречески, быстро, страстно, то всплескивая руками, то делая такой жест, словно отрывала что-то тяжелое от груди. Глаза ее были заплаканными. Мой провожатый тоже что-то кричал ей в ответ, и чем больше они говорили, волнуясь и перебивая друг друга, тем мрачней становилось его лицо. Наконец он вернулся к машине.

— Ай эм сори, — сказал он, не глядя на меня. — Мне нужно на одну секунду задержаться здесь. Разумеется, я попрошу шофера выключить счетчик, — добавил он поспешно. — Ай эм вери сори.

— Что-нибудь случилось?

Он молчал и смотрел на женщину. Она была немолода, с полной бесформенной фигурой, но лицо еще было красивым. В особенности хороши были глаза и рот, с чуть поднятыми вверх уголками. Слезы ее не портили.

— Это моя жена, — нерешительно произнес он. — Она сказала, что в семье нашего соседа несчастье. Я хотел бы туда зайти. Впрочем, если вам неугодно, мы можем поехать дальше…

— Конечно, идите.

Но он продолжал стоять, переминаясь.

— Я не испортил вам настроение? — наконец спросил он и покраснел. У него был кирпичный румянец пожилого человека. — Это не полагается — портить настроение клиенту. Сейчас мы поедем назад, и я покажу вам театр Диониса. Величайший памятник древности.

— Будет вам! — сказала я.

— Так я пойду!.. — Он продолжал нерешительно топтаться на месте. — Сейчас жена принесет вам стул. Вы можете полюбоваться морем. Это Саронический залив, один из красивейших заливов Европы, — сказал он и вздохнул.

— Слушайте, — сказала я, — можно мне пойти вместе с вами?

— Со мной?

— Ну да.

— Вы серьезно хотите туда пойти?

— Я же вам сказала. Если это удобно, конечно.

— А зачем вам это нужно? У вас может испортиться настроение.

— Давайте пойдем быстрей! Может быть, я тоже смогу чем-нибудь помочь. Что у них стряслось?

— Несчастье, — сказал он упавшим голосом. — Большое несчастье. Идемте скорее.

Мы почти побежали по дорожке к низенькому дому.

Но едва мы подошли, как в дверях показалась женщина.

Она еле стояла на ногах. Прическа ее рассыпалась, волосы упали на плечи; обе руки она приложила к шее.

Мой спутник что-то спросил у нее, задыхаясь от быстрого бега, но женщина только помотала головой и укусила свой палец. Мы взбежали на крыльцо. После яркого, багрового солнца, висящего над морем, комната показалась совсем темной.

— Господи… — сказал мой спутник. — Господи боже мой!

На кровати, прикрытый простыней до подбородка, лежал человек. Длинное тело его казалось огромным. Глаза были закрыты. По выражению отчужденности и строгости на его большом желтом лице я поняла, что он мертв.