Хранители. Часть 2 Четыре тамги

— Сына его старшего, дядьку моего, участковый убил по пьяни ни за что. Вот дед его и застрелил из карабина. Был у нас в посёлке участковый, Прошев фамилия. Ему у нас кличку Боров дали. Из Салехарда за какие-то проступки к нам в глушь сослали. О покойных нельзя плохо говорить, но, прости, Господи, скотиной он был изрядной. Здоровенный, Костя, как ты, наверное, только ещё с пузом. Форма не сходилась на нём. У нас в посёлке тогда заготконтора была, в большом доме возле причала. Видели, наверное, там ещё вывеска осталась. Так вот кто-то её ночью вскрыл и деньги стащил. Боров-то туповат был, найти жулика ума не хватало, вот он дядьку-то и арестовал. Дядька мой хороший промысловик был, много зарабатывал, а участковому мзду не давал. Все давали, а он нет. Умел Прошев людей запугивать, кто характером послабее. Вот он Кошмарика и запугал, чтобы тот ложные показания дал. Был у нас в посёлке алкаш один, Кошмариком прозвали. Он дядьку-то и оговорил. А тот в тайге был, знать ничего не знал. А когда вернулся, Боров его забрал к себе в кутузку и начал из него чистосердечное признание выбивать. Да и забил до смерти. Дед как увидел сына, а на том живого места не было, сразу за карабин, ну и прострелил Борову башку. А сам в лес ушёл. Понаехало начальство ихнее из Салехарда, поискали, поспрашивали, объявили деда в розыск. А потом прислали нового участкового. Тот всё отца и нас с братьями допрашивал, хоть мы тогда и малолетки были, вроде как нельзя было нас без родителей-то допрашивать, да кто ему здесь указ. Всё выпытывал, где дед прячется. Ну и Мишке, брательнику моему двоюродному, руку случайно-то и сломал. Тот доходной был, кожа да кости, вот новый участковый и не рассчитал силушку. А дед, когда узнал, пришёл в посёлок и этого пристрелил. А чего ему уже терять-то было… Ну, потом вообще завертелось! И милиция, и солдаты… Весь посёлок допрашивали, кто да что. Лес вдоль и поперёк прочёсывали. Да куда им… Дед ведь тоже промысловик был, всю округу знает. Где им его найти? Потом решили, что уехал он куда-то, и оставили нас в покое. А участкового у нас потом долго не было. Только лет через пять появился снова. Но этот хороший мужик был. Справедливый. И про деда потом знал, что здесь он, а никому ничего не сказал. Дал старому дожить спокойно. Вот так вот было. Дед зимой две тысячи первого помер. Там рядом с избой и похоронили.

Друзья молча переваривали услышанное. Наконец Кот взял бутылку с разведённым спиртом и, плеснув всем понемногу, поднял свою кружку:

— Давай помянем деда твоего. Настоящий был мужчина.

Семён кивнул и поднял кружку:

— Ну, царствие тебе небесное, дед Семён! Меня ведь в честь него назвали.

— А вора, что заготконтору обокрал, нашли? — спросил Дмитрий.

Семён усмехнулся.

— Нашли. Кошмарик и обокрал.

Спать улеглись только ближе к полуночи. Сергей, Костя и Дмитрий ушли в палатку, а Семён отлично устроился в своём спальнике на лапнике под навесом.

Глава 4 Семён

Лёгкая головная боль не шла ни в какое сравнение с жутко ноющими ногами и поясницей. Разлепив глаза, Сергей посмотрел на часы. Было без четверти восемь. Рядом с палаткой кто-то тихо разговаривал. Потрескивал костёр. Приподняв голову, он увидел только спящего рядом Дмитрия. Входной клапан палатки был открыт и откинут наверх. Тихонько расстегнув спальник, Сергей надел тапки и выбрался наружу. Семён и Костя сидели под навесом и пили чай с бубликами. Лица у обоих были опухшие.

— Во, ещё один пчеловод выполз, — рассмеялся Кот, глянув на физиономию друга. — Умывайся и садись чай пить.

Раздевшись по пояс, умывался Сергей долго. Обжигающе холодная вода приятно освежала, отгоняя тупую, пульсирующую боль в висках. После водных процедур боль в мышцах немного притупилась, да и в целом общее самочувствие значительно улучшилось. Согревшись у костра, Сергей налил себе чаю и устроился под навесом.

Семён подлил из чайника в загустевшую кашу воды, тщательно перемешал, повесил на огонь котелок и, глянув на Сергея и Костю, спросил:

— Ну что, будим Димку, завтракаем — и в путь?

— Уже встаю, — донёсся из палатки хриплый голос.

Поковыряв без особого аппетита кашу, отдали её, в конце концов, Цезарю и, напившись чаю, собрали лагерь. Жерди от навеса и сушилку для одежды убирать не стали, а только сняли плёнку и собрали палатку. Ещё, выбрав неподалёку подходящее дерево, подвесили на ветку повыше небольшой запас консервов на обратный путь. Уложив рюкзаки, залили водой костёр и в десятом часу двинулись дальше.

Как и говорил Семён, путь теперь проходил через сплошь высокий, сильно заросший кустарником, преимущественно кедровый лес, который довольно сильно отличался от лесотундры Надымского района с её живописными ягельниками, открытыми участками тундры и в большинстве своём хорошо проходимыми смешанными лесами. Удивлялись, впрочем, не очень, зная, что на Ямале природа меняется каждые сто пятьдесят километров.