Хранители Черной земли

— Мой господин, — ответил Имхотеп, — с того самого дня, как вы исчезли, на мир нашел хаос. Души больше не покидают наши тела. И когда мы умираем, наши души продолжат храниться в изгнивших сосудах. Мы пытались сохранить наши тела бальзамированием, чтобы продлить себе жизнь, но все тщетно. Наши тела разрушаются, а души хранятся в почти сгнивших продуктах. Многие верили, что если они придут умирать к воротам вашего храма, то боги смилостивятся и позволят нам войти в ворота Дуата и обрести покой на полях Иерау, или понести наказание в полях забвения.

Осирис нахмурился.

— Но другие боги… даже если я не мог больше править царством мертвых, конечно же по временным трудностям, то другие боги, они способны принимать эти решения без меня.

— Нет, мой господин, — тяжело вздохнул Имхотеп, — после вашей смерти, вернее когда люди решили, что вы погибли… боги оставили людей. Они ушли. Мы долгие годы ждали вашего возвращения, чтобы обрести покой.

— Но почему люди не видят вас? — удивился Хуфу, если вы мертвы, то как так случается что остальные из вашей расы не знают о вашем существовании?

— Днем наши души спят, лишь ночью, когда Осирис должен был проводить свой суд, мы просыпаемся, и ищем вход в Дуат. Это проклятие за вероломность нашего рода, но если вы вернетесь, — с надеждой воскликнул Имхотеп, — все станет как прежде и мертвые смогут обрести покой.

— Это не возможно, мы утеряли все следы тайников, где хранятся мои сущности. — хмуро ответил Осирис.

— Но мой господин! — радостно воскликнул Имхотеп, — я много веков провел в вечном скитании по земле, среди живых и мертвых, я могу вам открыть тайну. Я знаю, где хранятся все ваши сущность.

Блеск мелькнул в глазах я Осириса.

— Говори! — приказал он.

Имхотеп поведал Осирису о каждом тайнике, куда Исида перепрятала все части Осириса. И на рассвете, судно вновь отчалило от берега, направляясь в строну Элефантины.

Глава 7

— Долго еще ждать? — дожевывая булку, купленную у какого–то египтянина, спросил Митя.

— Совсем немного, имей терпение, осталось совсем недолго. — ответила Саша.

Уже больше восьми часов, они сидели на площади, в районе бывшего Гелиополя, перед священным обелиском Феникса. Они пришли на эту площадь, следуя знакам, которые Саша увидела в погребальной камере фараона.

И вот они сидят на площади, перед огромным обелиском, который словно острое копье, или росток пшеницы, пробивается из земли к солнцу и своим острием буквально упирается в облака. Все его стороны были исписаны загадочными символами, но несмотря на прежнее неведение, и к огромному удивлению брата, Саша с легкостью разобралась в странных знаках, сумев прочитать в них послание. Надписи говорили о том, что дождавшись восхода солнца, избранный увидит путь в священный город.

— Когда взойдет солнце, ладья солнечного бога начнет свое движение вокруг земли, именно с этой точки, — радостно сообщила она брату, закончив чтение. — и мы должны будем следовать за ее тенью.

До рассвета было недалеко, и в ожидании нужного часа они сели как бродяги, прямо на газоне, пытаясь насытиться в сухомятку сомнительной едой. Со стороны могло показаться, что они просто странники, желающие насладиться восходом солнца в самом загадочном месте Египта, но все же незаметно для остальных, Саша внимательно следила за вершиной остроконечного обелиска, твердо веря, что скоро должно произойти какое–то чудо.

— Ты не думала, что Мартина и твой отец, сейчас разыскивают нас с собаками, да еще и Интерпол подключили, для надежности. — после долгих раздумий спросил Митя.

— Возможно, — безразлично, словно этот факт ее совсем не интересовал согласилась Саша.

Она конечно догадывалась, что эта выходка не сойдет с рук им обоим, но азарт приключений, чувство трепетного восторга и возможность прикоснуться к непознанному, отметало все страхи.

— Тебе легко говорить, твой отец покричит и перестанет, а вот Марти… — Митя передернулся, явно представляя что ожидает его по возвращении, — я даже боюсь себе представить, что она может сделать со своим единственным наследником, так сильно расстроившим ее чувства.

— Если она лишит тебя наследства, я возьму тебя на поруки, — шуткой постаралась разрядить обстановку Саша.

— Ха, дорогая, — сгримасничал Митя, — очень смешно. Меня поражает твое чувство юмора. Ты хоть к чему — то в жизни относишься серьезно?

— Отношусь, — тихо сказала Саша.

— К чему? Если не секрет.

— К памяти о ней.

Вот оно. Впервые за долгие годы, Саша сама заговорила о матери. После смерти Лизы Сцаенской, прошло десять лет, и за все это время, Саша не разу даже не дала понять кому–то, что помнит эту милую женщину, которую она ласково называла мамой.

— Я думал ты не помнишь ее, — шумно проглотив кусок булки признался Митя. — Ты никогда даже не спрашивала о ней.

Он не был готов к этому разговору сейчас, но видел, что эти мысли гложут Сашу, и не мог просто так сменить тему, не дав девушке выговориться.