Как только они подъезжают к дому, Дженис объявляет, что хочет пройтись. Сейчас переступить порог дома выше ее сил, даже пинок под зад вряд ли поможет.
– Подышу свежим воздухом, а заодно собаку выгуляю.
Говоря с Майком, Дженис называет Деция только собакой, чтобы муж не потешался над кличкой фокстерьера, а Деций не стал излюбленной мишенью для шуточек в пабе. Дженис знает: пес ее простит.
– Что, даже кофейку не попьем?
Вот что Дженис нравится в собаках, а конкретно в Деции, так это их способность чутко улавливать настроение человека: не животные, а барометры! Сегодня Деций ни разу не подпрыгнул и даже не стал выискивать интересные запахи. Фокстерьер дисциплинированно шагает рядом с Дженис и делает вид, будто все, что вокруг, недостойно его внимания. Время от времени пес поглядывает на Дженис снизу вверх. Пасть приоткрыта, голова повернута чуть вбок: Деций явно хочет ее развеселить: «Малыш, со мной не соскучишься!» Но ужимки пса не действуют, и Дженис устало опускается на скамейку на берегу реки. Деций взбирается к ней на колени, даже не проверив, припасены ли у нее в карманах лакомства, и позволяет Дженис зарыться лицом в его шерсть.
Когда Дженис отводит фокстерьера обратно, то молится, чтобы миссис АгаАгаАга дома не оказалось. Хозяйки не видно, зато на кухне пьет кофе и что-то читает с экрана планшета Тиберий.
– Хорошо погуляли? – спрашивает он, на секунду подняв глаза и тут же снова уткнувшись в планшет.
С Дженис он заговорил впервые за четыре года. Сразу почуяв подвох, она с опозданием буркает: «Да, спасибо» – и спешит уйти. Раньше Дженис была бы не прочь, чтобы Тиберий вежливо с ней разговаривал, но теперь она мечтает снова стать невидимкой.
По пути домой Дженис останавливается на обочине и, потеряв счет времени, сидит, уставившись в лобовое стекло. Единственное, что она видит, – это капли. Возвращаться домой Дженис не хочет, но идти ей больше некуда. Так она и наблюдает за потеками на стекле, пока мимо не проезжает автобус, окатив бок ее машины водой. На секунду Дженис вспоминает учителя географии, но тут же чувствует уныние и разочарование ребенка, которому слишком рано сказали, что сказки – это глупые выдумки для малышей.
Наконец Дженис выезжает обратно на дорогу. Майк ее ждет. По его лицу Дженис видит, что муж встревожен, и угрызения совести снова не заставляют себя ждать. Выходя из машины, Дженис понимает, что вся ее жизнь так или иначе вертится вокруг чувства вины.
Вот она идет к двери, а Майк не сводит с нее глаз. Он не спрашивает, где она пропадала так долго. Дженис чувствует: от ее поведения мужу не по себе. Майк даже не интересуется, что сегодня на обед.
Вешая пальто на крючок, Дженис произносит:
– Пойду наверх. Я себя неважно чувствую.
– Насчет обеда не беспокойся, – отвечает Майк так, будто эта проблема волнует Дженис больше всего. – Возьму нам что-нибудь готовое навынос.
Дженис подумывает о том, чтобы возразить: «У нас нет денег, чтобы брать еду навынос, не говоря уже про пару пинт, которые ты по дороге опрокинешь в пабе». Но теперь ей это глубоко безразлично.
Наполнив ванну, Дженис ложится в горячую воду. На несколько секунд она погружается в приятное тепло с головой. Ей нравится, как вода приглушает все звуки. Вот Майк захлопывает дверь и заводит машину. Можно подумать, он не на соседнюю улицу собрался. Дженис выныривает на поверхность. Она роется в памяти в поисках истории, которая ее утешит. Наконец Дженис делает выбор. Сейчас ей нужно перенестись подальше от дома. Она опускает плечи в теплую воду и представляет, будто рассказывает свою историю миссис Би.
Это история человека, который строил самолеты. Вернее, на жизнь он зарабатывал по-другому, но, когда в школе учеников по очереди просили рассказать об отце, его дети всегда говорили про строительство самолетов. И позже, когда его внуков спрашивали, кем он им приходится, те отвечали: «Это наш дедушка, он самолеты строит». Имя у него было необычное, к тому же с тех пор, как он стал царем большого бизнеса, оно частенько упоминалось в новостях, поэтому к вопросам внуки привыкли.