Хранительница небес

У меня гудит в ушах. Сладкое вино уже давно ударило в голову, когда мы прибываем в гавань Сан-Марко в окружении сотен других судов. Я чувствую себя охмелевшей от того зрелища, что мне здесь открывается. Народ. На площади Сан-Марко столпилось больше людей, чем я когда-либо видела или могла себе вообразить. Они вздымаются как море у наших ног, хаотичная красочная масса, рвущаяся вперед, к Пьяцетте, и толкающая друг друга локтями, чтобы лучше рассмотреть то, от чего у меня окончательно перехватывает дыхание. На и без того великолепном фоне собора Святого Марка и Дворца дожей возвышается галера, словно выплавленная из чистого золота. Корабль длиной в сорок метров сияет на солнце так, что мне приходится прищуриваться, чтобы не ослепнуть. Я в жизни не видела ничего подобного. Чем ближе мы подходим, тем больше подробностей нам открывается: резная отделка, покрытая сусальным золотом, окружает весь корабль, выходящий в лагуну при помощи десятков гребцов. Красный навес покрывает верхнюю палубу двухэтажного камбуза. Я замечаю множество толпящихся на ней людей, празднующих Сенсу.

– Бучинторо! – возбужденно взвизгивает Галатея. – С ума сойти!

Лео тоже в благоговении застывает рядом со мной, и приходится обратиться за объяснениями к Анджело.

– Бучинторо – это великолепная галера дожа! – перекрикивает он шум толпы и продолжает громко объяснять: – Сейчас мы вместе с сеньорией и в сопровождении флота дожа, духовенства и почетных иностранных гостей дойдем до Лидо, где проводится Спозалицо дель Маре – символическое венчание с морем в Венеции. Для этого дож бросает благословенное кольцо в воду, чтобы заключить союз между городом и Адриатическим морем на предстоящий год. Мы будем следовать за Бучинторо на почтительном расстоянии, но с воды у нас все равно будет лучший обзор.

Я только и могу, что молча кивать, пока ритм барабанов гремит у меня в ушах в такт всплеску десятков весел, тянущихся по воде насколько хватает глаз. Томмазо откупоривает еще одну бутылку «Лиатико», и мы празднуем Венецию – роскошную республику, которая никогда не погибнет, какими бы мрачными ни были предзнаменования. И пусть я, как путешественница во времени, знаю, что Венеция давно пришла в упадок, по крайней мере в качестве главной торговой державы Средиземноморья, это знание отходит на второй план в этот день. Здесь и сейчас мы прославляем город в лагуне, который предстает перед глазами всего мира во всей красе.

Бучинторо скользит по воде вдоль южной оконечности сестьеры Кастелло, сверкая золотом ярче самого солнца, пока не останавливается прямо на Лидо – узком длинном острове, отделяющем Венецию от открытого моря как естественная стена. В суматохе на воде нашу барку относит все дальше и дальше, пока корабли дворянских семей и ремесленных цехов занимают свои законные места в первых рядах. Тем не менее мы все еще достаточно близко, чтобы иметь хороший обзор на зрелище, разыгрывающееся перед Сан-Николо на Лидо. Ветер доносит до нас молитвы и песнопения с Бучинторо, и, когда слышим эхо ликующих голосов, мы понимаем, что Спозалицо дель Маре свершено. Подобно волне на Ла-Ола, ликование пролетает по воде по цепочке, пока даже народ на площади Сан-Марко не получает эту радостную весть. Наш лодочник изо всех сил пытается развернуть барку, чтобы отвезти нас обратно к причалу на площади Сан-Марко, где мы сможем наконец сойти на берег.

– Было бы быстрее, если бы мы пошли прямо по лодкам, – кричит мне Лео, и я со скептическим видом пытаюсь представить себе этот выход. Видимо, мое лицо выглядит странно решительно, потому что Лео тут же сцапывает меня за плечи, прижимая к себе.

Я не знаю, виной тому игристое или неистовое праздничное копошение вокруг, пробуждающее веселые возгласы толпы над водой, как перламутровые пузырьки шампанского, но я наклоняюсь ближе и целую Лео, а когда отрываюсь, он удивленно моргает. Галатея и Анджело восторженно аплодируют.

– Я люблю тебя, – выпаливаю я, охваченная небывалой эйфорией, и снова, не удержавшись, чмокаю его в губы, словно запечатлев свои слова печатью. Взгляд Лео стекленеет, и я не уверена, куда уплывают его мысли, но он немного отстраняется и расстегивает свой вышитый камзол, надетый в честь праздника. В двух потайных карманах на подкладке я замечаю зеркало Агниции и Красную Книгу. Мы оба посчитали неразумным оставлять эти ценные артефакты без присмотра в квартире, поэтому приняли решение взять их с собой. Но зачем он показывает мне их сейчас?