Хранительница тайн

Я тревожилась за Вивьен и хотела, чтобы увлечение прекратилось, теперь горюю оттого, что мое желание исполнено. В письме очень мало подробностей, однако тон расшифровать не трудно. Она смирилась с поражением. Пишет только, что я была права и что дружба окончена, и просит не волноваться: все оказалось к лучшему. Печаль или злость я бы поняла, но меня пугает обреченность. Боюсь, как бы не вышло чего плохого. Буду ждать ее следующего письма и надеяться на улучшения. По крайней мере, я действовала из лучших побуждений.

Однако следующее письмо так и не было написано. Тремя днями позже Вивьен Дженкинс погибла, о чем Кэти и сообщила в выражениях, от которых Лорел захотелось плакать.

Тридцатью минутами позже Лорел в ранних сумерках шла к остановке, когда у нее в кармане завибрировал телефон. Номер был незнакомый, но она все равно ответила.

– Лол? – раздался голос.

– Джерри? – В телефоне что-то шумело так, что ей пришлось напрягать слух. – Джерри? Где ты?

– В Лондоне. В телефонной будке на Флит-стрит.

– В городе еще есть работающие телефонные будки?

– Выходит, что да. Если только это не ТАРДИС[22] и я сейчас не перенесусь в другую эпоху или на другую планету.

– Что ты делаешь в Лондоне?

– Гоняюсь за доктором Руфусом.

– И? – Чтобы лучше слышать, Лорел зажала ладонью другое ухо. – Нашел его?

– Да. Во всяком случае, его дневники. Сам доктор умер от инфекции в последний год войны.

Сердце Лорел бешено колотилось. Безвременная кончина доктора ее не тронула – в поисках разгадки места для сочувствия не оставалось.

– И? Что ты там прочел?

– Не знаю, откуда начать.

– С самого главного. И побыстрей, пожалуйста.

– Не отключайся. – В телефоне звякнула монетка. – Ты еще здесь?

– Да, да.

Лорел остановилась под круглым оранжевым фонарем, и Джерри сказал:

– Они не были подругами, Лол. Мама и Вивьен Дженкинс. Если верить доктору Руфусу, подругами они не были.

– Что? – Лорел подумала, что ослышалась.

– Они были едва знакомы.

– Мама и Вивьен Дженкинс? О чем ты говоришь? Я видела книгу, фотографию – разумеется, они дружили.

– Мама хотела, чтобы они дружили. Судя по тому, что я прочел, она почти хотела быть Вивьен Дженкинс. Она была одержима мыслью, будто они неразлучные подруги – «родственные души», пишет доктор, но все это происходило только в ее воображении.

– Но… я не…

– А потом что-то случилось – что именно, я не нашел, но Вивьен Дженкинс каким-то образом дала маме понять, что они не подруги.

Лорел вспомнила ссору, о которой упомянула Китти Баркер, что-то, после чего Дороти загорелась желанием отомстить.

– Что это было, Джерри? Что сделала Вивьен?

– Подожди, не отключайся. Черт, монеты закончились.

Лорел услышала, как Джерри яростно перетряхивает мелочь.

– Лол, сейчас телефон отключится…

– Перезвони мне. Найди еще монетки и перезвони.

– Уже не успею. Мы все равно скоро встретимся. Я еду в «Зеленый лог»…

В телефоне щелкнуло, и разговор оборвался.

27

Лондон, май 1941 года

Джимми очень стеснялся первый раз вести Вивьен к отцу. Их комнатенка и в его собственных глазах выглядела неказисто, а уж со стороны все потуги навести уют должны были производить и вовсе жалкое впечатление. Неужто он и впрямь думал, будто сундук, накрытый старым кухонным полотенцем, превратится в стол со скатертью? Очевидно, да. Вивьен, надо сказать, держалась молодцом и старательно делала вид, будто пить чай из разномастных чашек, сидя на краешке стариковской кровати подле клетки с канарейкой, для нее дело самое привычное. Так что в целом все прошло хорошо, невзирая на определенные неловкости.

Одна из неловкостей состояла в том, что отец постоянно называл Вивьен «твоя барышня», а потом еще и спросил – громко и отчетливо, – когда они собираются пожениться. Джимми по меньшей мере трижды поправил отца, всякий раз виновато улыбаясь Вивьен и пожимая плечами. Что еще оставалось? Ну да, старик видел Долл только один раз, в Ковентри, до войны, так что ошибиться немудрено. Главное, Вивьен не обижалась, а старик радовался. Он принял Вивьен как подарок. Видимо, именно такой слушательницы ему недоставало всю жизнь.

Глядя, как они вместе хохочут над каким-нибудь отцовским рассказом, или учат Финчи новым трюкам, или спорят, как лучше насаживать наживку на крючок, Джимми чувствовал, что сейчас его сердце разорвется от благодарности. Уже давно – да, наверное, целые годы – ему не случалось видеть отца без удивленной складки между бровей, гадающего, кто он и где он.