Читаем Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток полностью

Хотелось кому-то помочь, за кого-то заступиться, надеть тяжелые кованые доспехи, вооружиться мечом и выйти на бой. С кем? За что? Это еще не было ясно. Но уже замаячила какая-то светлая, хотя и далекая цель.

В жизни Лизы наступил медленный перелом. Она постепенно стала как-то живее, подвижнее, чаще стала шутить, улыбаться.

Не понимая настоящей причины, Маннберг все это связывал с весной.

— Хм, — говорил он, прищуриваясь, — оказывается, для всех законы природы одни. Уж на что ты была у меня ледяная, а начинаешь подтаивать. Смотри, не растай совершенно.

Лиза краснела, конфузилась и, не дослушав Маннберга до конца, убегала к себе на кухню.

Впрочем, Маннберг дальше двусмысленных шуточек не шел. Может быть, предостерег его однажды приехавший из министерства старший ревизор. Сухой, костлявый старик, он задержался на несколько часов на участке Маннберга. Обошел палатки, не вступая с рабочими в разговор, проверил добротность насыпей и нашивки рельсов на шпалы, вернулся довольный. Маннберг кликнул Лизу, велел готовить ужин. Ревизор поднял брови, тускло глянул на нее.

— Работы выполняются прекрасно, Густав Евгеньевич, — сказал он, не спуская глаз с Лизы, — я чрезвычайно доволен. Но этого, извините, не одобряю. Да-с, — палец угрожающе поднялся кверху. Ревизор не стеснялся говорить в присутствии Лизы. — Это, сударь мой, ни к чему. Не хватало вам здесь обзавестись еще младенцем. Как будет выглядеть после этого репутация ваша? Все это делается, все это извинительно. Да-с. Но иным порядком, иным способом. Город от вас недалеко… В личную жизнь вашу я не вмешиваюсь, но советом моим не пренебрегайте. Да-с.

Маннберг с ним согласился.

Чуть улыбнувшись, он даже спросил ревизора: не уволить ли ему Лизу и не взять ли вместо нее старуху?

Уловив иронию в словах Маннберга, ревизор сухо заметил:

— Ваше дело, Густав Евгеньевич. Не мне устанавливать возраст для вашей прислуги. Поступайте, как вам угодно. Но во всем соблюдайте меру. Да-с.

— Я во всем соблюдаю меру, — беспечно откликнулся Маннберг. — Это вы уже отметили, когда проверяли работы на участке.

— Да-с, сударь мой, я это отметил, когда говорил о добротности сделанных работ, но это еще не значит, что и в денежных делах вы также соблюдаете чувство меры. По этому поводу мы будем с вами иметь отдельный разговор.

— Но вы не проверяли мои денежные дела! — воскликнул Маннберг.

— А вы, Густав Евгеньевич, хотите, чтобы я их проверил? — едко спросил ревизор. — Вы уверены, что это будет лучше?

Маннберг опустил глаза. Разговор достаточно последовательный: начать с заботы о нравственности, а кончить… Все это так привычно!

— Я думаю, что это не будет лучше, — сказал он с резкой откровенностью и грубо выпроводил Лизу, вошедшую с блюдом творожных ватрушек. — Итак, сколько вы хотите?

Ревизор старческой рукой неторопливо взял с блюда ватрушку, аккуратно разрезал ее ножом на одинаковые четыре части и, пододвинув три из них Маннбергу, четвертую дольку стал молча жевать сам.

9

Василев постарался использовать свое знакомство с Маннбергом, завязавшееся у него с первых дней приезда инженера в Шиверск. Он очень ловко сумел повернуть дело так, что оказался единственным поставщиком всех товаров для участка строительства, которое вел Маннберг, и это значительно увеличило его доходы. Гурдус, самый настойчивый из местных конкурентов Василева, попробовал было затеять с ним состязание, но быстро отступился. В свою очередь через Василева Маннберг завязал хорошие отношения с Барановым, а тот был своим человеком в Иркутске. Маннберг же зависел очень во многом от Иркутска: центр губернии, на территории которой вел он работы! Он мог теперь творить любые бесчинства, и это ему легко сходило с рук. Губернские органы юстиции смотрели на все сквозь пальцы. Любые инциденты с рабочими всегда оставались лишь его личным делом.

Дорожа дружбой с Василевым, Маннберг при частых своих наездах в город всегда находил время, чтобы посетить дом Ивана Максимовича, и всегда был в нем желанным гостем.

Себя Маннберг считал должником. Он не имел возможности пригласить своих друзей в гости. Передвижной вагончик — и тот уже за тридевять земель от города — какой же это дом? Случай вывел Маннберга из затруднения. Елена Александровна однажды проявила интерес к процессу прокладки пути. Ей захотелось посмотреть, как это делается, своими глазами. Маннберг тут же предложил устроить к нему небольшую поездку на дрезине.

В один из самых знойных и солнечных дней, наказав Лизе приготовить наилучший обед, Маннберг с утра укатил за своими гостями.

Солнце стояло едва не в зените, когда они подъехали к месту работ. Кроме Василева с супругой, приехал Лонк де Лоббель, случайно или не случайно оказавшийся снова в городе Шиверске и явившийся в тот день с визитом к Ивану Максимовичу. Маннберг захватил и его. Юркий французик прекрасно дополнил компанию и, кажется, был рад неожиданной поездке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека сибирского романа

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза