Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

Не сразу даже Лиза поняла, откуда этот голос? Кто и почему ее об этом спрашивает? Она с трудом оторвалась от окна.

— На пять лет, — сказала она, улыбчиво глядя на добродушного седого полковника.

— Ты полностью отбыла свой срок наказания?

И сразу свет померк в глазах у Лизы. Так неужели? Так неужели действительно произошла ошибка? Разберутся — и снова вернут ее в камеру… О боже! Как ответить?

— Нет, я не отбыла, — с усилием сказала Лиза.

И вдруг ей стало страшно, что она сама себя сейчас погубила. А что, если срок уже окончен? Или хотя и по ошибке, но все же собирались выпустить ее?

— Не отбыла, — повторил полковник.

— Не знаю… может, я и сбилась.

— Нет, ты не сбилась. Тебе действительно по приговору положено сидеть еще полгода. Но дело в том, милая, что мы разобрались и установили твою невиновность.

И опять радость наполнила Лизу: что-то произошло, такое, что решили ее отпустить.

— Верно… Верно, ни в чем не виновна я.

— Как получилось? Тебе сунули в сундучок запрещенные книжки. Что ж, это бывает, — продолжал полковник, поглядывая на свои заметки, — прокламации наклеивают на заборы, разбрасывают по дворам, но кто это делает, не всегда известно. Не понимаю, как можно было поставить в вину тебе эти брошюры? Дверь вагончика ведь не была закрыта?

— Нет. Забыла я замкнуть ее, — с готовностью сказала Лиза: надо во всем соглашаться.

Как ласково разговаривает этот полковник! Совсем не так, как Киреев тогда, на первом допросе, и потом здесь, в Иркутске…

— Ну вот, видишь, милая, а тебя обвинили. Ты, конечно, даже не читала этих брошюр?

— Нет, не читала.

— И если бы тебе их не подбросили, а дали в руки, ты бы их не взяла?

— Нет, не взяла бы.

— Почему?

Этот вопрос поставил Лизу в тупик. Она почувствовала в нем какую-то ловушку, но в чем ловушка — понять не могла.

— Почему не взяла бы? — с ласковой настойчивостью-еще раз спросил полковник.

— Ну, потому, что в них плохое написано, — это уже трудно было сказать, но сказать было нужно.

— А откуда бы ты узнала, не читая, что в них плохое написано?

Лиза теперь немо смотрела на полковника. Но он словно и не заметил ее замешательства.

— Нет ничего зазорного, если бы даже ты и прочитала, — по-прежнему ободряюще-ласково говорил он. — В самом деле, нельзя узнать содержание книжки, не прочитав ее. Важно, как бы ты поступила потом. Ну, как бы ты поступила?

— Я… я… — все труднее становится отвечать. Ну, зачем он задает такие вопросы? Ведь если они считают ее невиновной и отпускают на свободу, зачем ее спрашивать об этом?

— Ты отнесла бы и отдала эти книжки начальству или в полицию, — утвердительно, словно диктуя Лизе урок, закончил полковник.

— Да… — так ответить было легче всего.

— Ты очень правильно рассуждаешь, милая. И это меня еще раз убеждает в полной твоей невиновности. Ты заслуженно получаешь свободу. Вернешься к семье. У тебя есть дети?

— Да.

— Кто?

— Сын.

— Один?

— Да.

— А сколько же у тебя всего было детей?

— Только один и был, — и Лиза почувствовала, что и эти все вопросы задаются ей неспроста.

— Как один? Но ведь одного ребенка ты убила?

— Я не убивала. Он живой. Я подкинула его.

— Но ты сама подписала свое показание!

— Солгала…

— Почему?

И опять это в лоб: почему? И опять Лиза молча смотрела на полковника.

— Почему же ты солгала?

Надо было отвечать. Но зачем, зачем все эти вопросы?

— Чтобы в тюрьму с собой не нести.

Полковник сидел прищурясь и глядя куда-то вбок. Ответ Лизы был для него неожиданным. Он был уверен, что Лиза действительно убила ребенка. Иначе зачем бы ей в этом сознаваться? Ведь это признание добавило ей несколько лет тюрьмы? Она солгала, чтобы ребенка в тюрьму с собой не нести? Логично… И тогда, если она так любит ребенка, это облегчает ему задачу.

Лиза, похолодев, ждала, о чем еще ее спросит полковник.

— Я понимаю твои чувства матери. Ты поступила правильно. Ты очень любишь своего сына?

Лиза на мгновение задумалась. Нет, она отвечала сейчас не полковнику, она отвечала себе, своей совести, своему сердцу:

— Очень!..

И ей сразу представилось, как, возвратившись домой, она прежде всего отберет своего Бореньку у Ивана Максимовича. Жить вместе с сыном… Со своим сыном… Слышать его голос. Теплое дыхание у щеки, когда он будет ей в ухо шептать маленькие, ребячьи просьбы…

— Я надеюсь, что никогда больше в тюрьме ты не будешь?

— Нет, никогда! — Лиза сама в это твердо верила: теперь она так не сплошает. И только бы скорее, скорее отпустил ее этот седой, с добрым сердцем полковник, только скорее выйти бы за ворота, на светлую зелень лугов, на примоченную пролетевшим дождем дорогу…

— И я думаю, — удивительно ровен все время был голос полковника, — я думаю, что все сказанное тобой — это от чистого сердца? Это истинная правда? Ребенок твой жив, и ты не детоубийца?

— Да, да, — торопясь, подтвердила Лиза. Ах, как он тянет, как он тянет! Скорей бы…

— …Я также уверен, что обвинили тебя и в революционной деятельности совершенно напрасно. И ты, конечно, преданно и честно будешь служить государю-императору? — он повернулся вполоборота к портрету и показал на него Лизе пальцем.

— Да, да, — опять сказала Лиза.